Неожиданно в моменте, самыми главными инвесторами в Россию стали Уругвай и Мексика, благо государственные финансы в эти времена были куда более закрытыми, отчеты о движении денег публиковать от нас никто не требовал ежегодно и ежеквартально, иначе кто-то мог бы очень удивиться такому вот странному перекосу. На этом часть денег тоже «потерялась», впрочем, не слишком значительная.
На первый взгляд, вся эпопея с аферой вокруг клондайкского золота обернулась полнейшей удачей. Удалось не только хорошенько заработать, но и потенциальному противнику подложить хорошую такую свинью. К сожалению, в тот момент правильно оценить последствия этих событий было просто невозможно, начавшиеся тектонические сдвиги мировой политики были в значительной скрыты от глаз заинтересованного наблюдателя. Будущие же события показали, что за любой успех потом придется платить…
Глава 19
За окном шел дождь. Весна 1836 года выдалась богатой на грозы, настолько что я даже начал опасаться нового наводнения в столице. Последний раз нас капитально топило в 1831 году, и уже несколько лет новых происшествий с водной стихией в городе не происходило.
После ужасных событий 1824 года я давал задание подумать над возможным строительством какой-нибудь противонагонной дамбы, которая бы защищала город от большой воды, но там все было очень сложно и очень дорого. Да и не факт, что построить такое сооружение в эти времена вообще возможно. Пришлось вместо этого начать работы по поднятию берега, что во всяком случае дало бы результат со стопроцентной гарантией. Пусть и стоило нам превращения части первых этажей, находящихся в опасной для подтопления зоне домов, в цокольные. В конце концов, в этом тоже есть свой шарм.
Я встал прошел по освещенному электрическими лампами кабинету. Туда. Обратно. Туда. Обратно. Подошел к столу, взял ручку и написал второе слово к тому, что там уже было.
— «Развитие».
Первое слово, кстати, было «Порядок».
Положил ручку, сделал еще пару кругов по кабинету.
Через полчаса на листе появилось еще несколько слов. «Стабильность», «Всеобщее благо», «Познание».
Я вот уже несколько месяцев пытался родить глобальную идеологическую концепцию, вокруг которой будет двигаться империя следующие две сотни лет. Ну то есть в СССР был коммунизм. В США — демократия. И те и другие десятилетиями совали эти понятия куда только можно, прикрывая свои дела — зачастую не всегда чистые и благородные — необходимостью продвижения своего взгляда на мир. И не важно, что демократии в США было примерно нисколько, а что такое коммунизм никто вообще в итоге и не понял. Важно, что бы все осознавали — это хорошо, за это можно умереть и убить. То есть концепция должна была быть универсальная, применимая как на внешнеполитической арене, так и внутри государства.
— «Примат общего над частным». — Здоровенный вопросительный знак рядом. Конечно, с точки зрения здорового общества интересы группы всегда должны быть поставлены над интересами отдельного человека, но вот только с точки зрения этого самого человека, чьими интересами кто-то там хочет пожертвовать, подобная идеология может резко потерять в привлекательности. То есть декларируя подобный постулат ты как бы заранее берешь на себя повышенные обязательства. Одновременно должны быть высокие цели, ради которых человек будет готов отказаться от части личных свобод, должны быть компетентные руководители, которым человек доверяет, ну и конечно внешнее проявление достигаемых успехов. Без всего этого на низовом уровне обязательно начнут появляться вопросы. Достаточно вспомнить тот же СССР, где люди банально устали ждать наступления того самого обещанного им коммунизма.
— «Империя превыше всего», — тоже вопрос.
Этот девиз я поместил на большой герб рода Романовых, еще когда занимался в прошлом году реформированием государственных символов. Он был на сто процентов справедлив для династии правителей этой самой империи, но на сколько его можно было использовать на низовом уровне — это вопрос. Для армейца опять же, который присягу давал — да, а обычному-то крестьянину что до той империи, у него совсем другие заботы.
У меня в столе уже с полгода валялся указ изменяющий порядок обращений в армии. Все эти «ваши высокопревосходительства» должны были остаться исключительно для торжественных мероприятий и официальных событий. В строю же и в боевой обстановке предполагалось обращаться просто «господин». Не слабая такая либерализация по местным меркам, которую я пока не еще не решился вводить на практике. Чтобы лодку не раскачивать в опасный момент.
Была идея ввести целую пачку новых уставных ответов. По типу как в раннем Советском Союзе отвечали «служу трудовому народу» вместо старорежимного «рад стараться», так я думал ввести ответ «империя превыше всего». Излишне пафосно на первый взгляд, зато настраивает на правильное понимание декларируемых страной ценностей. Главное опять же, чтобы эти декларации с реальностью не расходились.
Могу ли я гарантировать высокое качество качество правления? Ну предположим, Сашу я воспитал хорошо, на детей его — то есть моих внуков — вероятно повлиять еще как-то успею. Даст Бог, вроде со здоровьем пока все было нормально. А дальше? Сплошная неизвестность.
Я опять встал, подошел к стоящему на столе самовару, подергал его за носик. За время моих размышлений вода в пузатом уже успела совсем остыть. Закинул в рот половинку печеньки, запил едва теплым чаем — отвратительная гадость.
— Ладно, подумаем об этом потом, — к сожалению гениальных идей по взращиванию нового человека, который бы повел мир путем развития в светлое будущее опять не пришло. Это вам не готовые решения из прошлого-будущего выдергивать, тут все самому нужно выдумывать. Делать то, что еще никто до меня успешно не делал, что дополнительно осложнялось не иллюзорной вероятностью глобальной невозможности поставленной цели. Может и вовсе построить другое общество невозможно, слишком много в нас осталось от животных…
Я еще раз тяжело вздохнул, клацнул выключателем и отправился спать жене под бок. Я подумаю об этом завтра, как говорила Скарлет О’Хара.
— Клац-клац-клац, — с силой вдавливая вырезанные из кости клавиши, я пробовал печатать текст на первой собранной в империи, пока еще сугубо экспериментальной пишущей машинке. — Клац-клац-клац. Вжух-дзынь.
Каретка, дойдя до края листа, вновь сдвинулась на начальное положение. Со стороны это выглядело настоящей магией. Завораживало.
