— Нет, — я покачал головой. — Так не пойдет, Александр Александрович. Слишком большое усилие нужно для нажатия на клавишу, так долго не попечатаешь — пальцы отвалятся, нужно сделать механизм посвободнее.
— Что-то еще, ваше императорское величество? — Стоящий рядом изобретатель слега склонил голову, соглашаясь с моими замечаниями.
— Раскладка клавиш. Нужно подключить писателей, не знаю… Филологов, лингвистов, кто там языком занимается, чтобы они помогли в этом вопроса. Какие буквы поставить в центр, какие убрать в сторону. Подумать над часто встречающимися сочетаниями, например буквы «п», «р» и «о» регулярно подряд стоят в словах, имеет смысл и на раскладке их вместе свести.
Это страшно, но я не смог вспомнить расположение клавиш на классической раскладке «йцукен». Закрыл глаза, поставил ладони на стол, как если бы печатал на клавиатуре и… Ничего. А ведь в прошлой жизни за десятилетия трудовой деятельности мне довелось отбить по клавишам не одну тысячу страниц текста. Я-то думал, что это как кататься на велосипеде — разучиться невозможно. Ужас. А с другой стороны, сорок лет жизни прошло по субъективном времени, чего удивительного?
— Ммм… Сделаю, ваше императорское величество, — еще раз поклонился Саблуков. Изобретатель был явно удивлен тому, насколько монарх глубоко погружается в создание весьма сомнительной на первый взгляд игрушки.
Александр Александрович долго служил по инженерной части в военном ведомстве, работал в том числе и над снарядами для артиллерии — разрабатывал для них взрыватели, если конкретнее — а в начале 1830-х вышел в отставку из-за старого, полученного еще во время войны 1821 года ранения. Турки тогда изрядно натерпелись от русских ракетчиков, поэтому выцеливали офицеров из этого рода войск с особым упорством. Вот отправившийся в действующую армию для каких-то дополнительных испытаний Саблуков и поймал свинцовый привет в ключицу. С того света его врачи в итоге вытащили, а вот полную функциональность правой руки восстановить так и не сумели. Для инженера оно как бы и не сильно критично, он в первую очередь головой думает, но…
В общем я ценному кадру пропасть не дал, сначала пристроил в «Телеграфные машины», где толковых инженеров всегда имелась значительная нехватка, а потом и выдал отдельное задание — спроектировать и собрать механическую машину для письма.
— А еще над компактностью стоит поработать. Вряд ли такую машину нужно будет таскать слишком часто, — без особой уверенности продолжил я выдавать ценные указания изобретателю, помнится в будущем вполне писчие машинки помещались в небольшой чемоданчик, у дедушки такой был. Плохо помню подробности, в воспоминаниях остался только искренний детский восторг от клацанья по черным бакелитовым клавишам. — И подумайте еще над добавлением различных письменных знаков, тут тоже можно со специалистами посовещаться. Скобки там, кавычки. Возможно плюс, минус, равно. В общем, оставляю это на ваше усмотрение, главное, чтобы пользоваться этой штукой потом удобно было.
Самое смешное, оказалось, что я далеко не первый придумал собрать машину для механического письма. Разные подобные экспериментальные образцы регулярно всплывали то тут, то там по Европе, не приводя, однако, к реальному прорыву на этом направлении. Банально — никто не понимал, что должно в итоге получиться, и как это потом использовать.
Хотя, конечно, наверное, не нашлось бы ни одного человека, работающего в этом времени с бумагами, который бы не мечтал о подобном аппарате. Не для того, чтобы саму печатать, совсем нет. Чтобы потом иметь возможность нормально читать написанный на бумаге текст. Плохой почерк — это же не изобретение 21 века, в эти времена тоже вполне встречались весьма толковые люди, работать с которыми было просто невозможно. А как, если все что он пишет, в итоге просто невозможно разобрать?
Из-за этого на высокие должности порой пролазили те, кто банально имел читаемый почерк и мог таким образом свободно доносить свои мысли в письменном виде. Ну и глобально скорость восприятия письменной информации в этом времени была разве что не на порядок ниже — попробуй пробежаться глазами по документу, чтобы быстро ухватить основную мысль, когда нужно с боем продираться через чертовы завитушки и пытаться определить «л» это «и», «м» «ш» или у «щ» ножку потеряли. Короче говоря — мрак.
— Уносите, — дождавшись моего разрешающего кивка Саблуков махнул ждущим в коридоре помощникам. В комнату вошло два дюжих хлопца и, с видимым усилием подхватив объемный механизм, потащили его на выход.
Да уж, размером машинка — скорописец, как следуя линии на русификацию обозвал ее изобретатель — была со старый советский телевизор «Электрон». Здоровенный ящик со всей механической начинкой, снизу выдающаяся вперед клавиатура, а сверху приемник для бумаги и бегающая каретка. Выглядело это устрашающе.
Впрочем, даже в таком виде конструкция была уже вполне рабочая, а пройденный Саблуковым путь — титаническим. Что там говорить, если два года назад изобретатель пытался начать с двухрядной раскладки. Как у пианино примерно. А представленный мне только что вариант нес на боку полированный бронзовый шильдик с номером 13. Именно столько экспериментальных моделей уже было создано — часть из них мною было аккуратно изъято и отправлено в закрома будущего технического музея — и еще неизвестно сколько в итоге придется собрать «скорописей», прежде чем мы выйдем на серию.
— Какую вы предполагаете цену конечного изделия? — Я указал изобретателю на стул напротив, — себестоимость с заложенным затратами на разработку.
— Хм… Если упасться собрать хотя бы сотню скорописей, — быстро ответил Саблуков, видимо уже прикидывавший этот момент ранее. — То, думаю, получится уложиться в двести рублей. Может двести пятьдесят, это будет зависеть, как вы понимаете, ваше императорское величество от количества дальнейших переделок. Если меньше сотни штук…
Изобретатель только пожал плечами. Вернее плечом, правое слушалось у него заметно хуже.
— Дорого… А если еще интерес заложить… — Я поморщился и в задумчивости отстучал пальцами по столу нехитрый ритм. Сидящий напротив изобретатель явно напрягся, он хоть и относился к императорскому заказу с долей скепсиса с самого начала, совсем не хотел, чтобы два года его работы отправились в утиль. Впрочем, я имел ввиду прямо противоположное, — а если не сто? Скажем пять тысяч? Для начала.
Ну а что? Только мне в канцелярию с десяток можно поставить — а может и больше, — обязать секретариат
