Я посмотрел на Глеба Бокия и что-то не заметил на его лице чувства вины. Зато на нём отчётливо проступало желание послушать о чужих недочётах. Не смею, товарищ, вам в этом отказать!
– В Кронштадт мы прибыли вовремя, – я решил опустить лишние подробности, – быстро взяли город под контроль, но полностью избежать жертв нам не удалось. Два морских офицера погибли, пытаясь организовать сопротивление силами чинов полиции, жандармерии и воспитанников Морского Инженерного училища. Один был убит бандитами на собственной квартире. Ещё один – командир 1 Балтийского флотского экипажа Стронский – был растерзан ещё до прибытия к месту событий красногвардейцев Кошкина. Живым его у толпы отбить не удалось. Зато были спасены жизни других офицеров, ожидавших там же своей участи.
– Убийц арестовали? – спросил Васич. Он уже знал, как было дело, но старался для Бокия.
– Не сразу. Толпа бы не отдала их без боя. Но Кошкин запомнил тех, кто находился возле тела Стронского. Мы их потом арестовали потихой.
– И вскоре выпустили.
– Не мы, – отклонил я реплику начштаба. – Их освободили по распоряжению Кронштадтского Совета.
– Как так получилось? – удивился Бокий.
– Автоматически. Как исполнивших приговор. Стронский посмертно был приговорён к смертной казни.
– Вы слышали, товарищ Бокий? – язвительно воскликнул Васич. – Какова формулировочка: казнить посмертно! Это ж надо было такое удумать!
– Не я же её придумал? – Я хоть и понимал шаткость своих позиций, но пытался огрызаться. – Такой приговор вынес революционный трибунал, назначенный Кронштадтским Советом.
– А ты, юрист и комендант крепости, не смог их вразумить!
– Я пытался, но таких разве вразумишь? Они и Вирену вынесли смертный приговор, заочно.
– Вот тут ты молодец, – расщедрился на похвалу Васич, – успел отправить старика к нам на посиделки. Теперь Петроградский Совет ведёт переговоры с кронштадтцами об отмене этого приговора.
– Эти два приговора я оспорить не сумел, – под тяжестью неопровержимых доказательств вынужден был признать я. – Но зато сумел предотвратить вынесение подробных вердиктов в адрес других офицеров.
– И каким оригинальным способом! – добавил начштаба. – Продолжай, пожалуйста. А вы, товарищ Бокий, слушайте и учитесь!
Стараясь не обращать внимания на вернувшийся в голос Васича сарказм, я продолжил:
– В тот день по распоряжению Совета был устроен суд над арестованными офицерами. Хотя, правильнее было бы называть их задержанными. Это были те офицеры, кому матросы отказали в доверии. Их судьбу решал революционный трибунал. Как я понял, приговоры был уже вынесены заранее, путём закулисных договорённостей, а трибунал их только озвучивал. Потому и начали с дел простых. Для большинства офицеров ограничились порицанием и вернули их на корабли. Части офицеров было предложено незамедлительно убираться «к чёртовой бабушке». Это не мои слова – это цитата из приговора. Потом пришёл черёд серьёзных разборок. Около двадцати офицеров разных должностей и званий трибунал явно готовился пустить в расход. Пришлось применить хитрый ход.
– Ты слышал? – фыркнул Васич. – Ход он применил! Чем рыть ходы, надо было прямо сказать: хотите посадить их по замок? – сажайте, но про смертные приговоры забудьте! Ты же был комендант. У тебя под рукой не менее полка было!
И даже поболе. Но положиться я мог только на роту красногвардейцев и два броневика. Остальные мои подчинённые могли мне в этом случае и не подчиниться. Вот такая выходила грустная тавтология. И Васич об этом прекрасно осведомлён, но предпочитает этого не показывать. Ладно. Я коротко вздохнул и продолжил.
– Короче, обратился я к трибуналу с речью. «Ответьте мне на такой вопрос – спросил я у судей. – Если вы о кнехт ногу зашибёте – вы его спилите и выкинете за борт? Нет. Вы оставите его на месте, потому как кнехт вещь на корабле полезная. А разве от офицера на корабле пользы нет?» – «Ты это брось! – ответило мне сразу несколько голосов. – Кнехт к тебе по разным мелочам цепляться не будет, и в морду кулаком тыкать не станет!» – «Согласен, – продолжил я гнуть своё. – Но зато человека перевоспитать можно». – «Этих не перевоспитаешь, – ответили мне. – Разве что их в матросскую шкуру зашить». – «А что? Хорошая идея, – потянул я за ниточку, которую матросы, сами того не ведая, дали мне в руки. – Пусть господа офицеры на себе испытают, каково это быть матросом на российском военном флоте! По командам я их распределять не предлагаю. Там вы их враз удавите. – Ответом мне был дружный гогот. – А вот собрать их всех на одном корабле, где они будут и за офицеров, и за матросов, – это, как мне кажется, идея стоящая. Глядишь, через месяц-другой что-то до них и дойдёт».
Поначалу моя задумка поддержки у членов трибунала не нашла. Но потом товарищи идею расчухали, и она показалась им весьма забавной. Долго подбирали корабль и остановили свой выбор на тральщике «Китобой». Постановили так: использовать тральщик в качестве плавучего штрафбата. Офицеры – за команду, матросы – за надзирателей. Довели решение трибунала до сведения офицеров. Те аж позеленели от обиды и злости и никак своего согласия давать не желали. Судьи хотели, уж было, приговор пересмотреть, но я попросил дать мне возможность пообщаться с офицерами тет-а-тет. Сказал я им примерно следующее: «В своих бедах виноваты в первую очередь вы сами. Не надо было зарабатывать у матросов столь ничтожный авторитет. Теперь у вас два пути: или становиться к стенке, или служить на штрафном корабле. Первый вариант я вам выбирать не советую – умрёте позорной смертью. За государя после его отречения вам принять погибель не удастся, и расстрел собственными матросами вряд ли сохранит вашу офицерскую честь. Служба же на тральщике даст вам возможность через некоторое время вернуться в офицерский строй. Решайте.
– И что они решили? – поинтересовался Бокий.
– К стенке никто не встал, – усмехнулся я.
МИХАИЛОтречение Николая II прошло по тому же сценарию, что и в оставленном нами мире. Это потому, что наша четвёрка на могилёвские события никакого влияния не оказала – если не считать робких попыток Львова. Другое дело Петроград. Тут мы успели развернуться, и тут уже были видны существенные различия. Создание объединённого штаба народных дружин и боевых групп, а позже и Красной Гвардии, позволило взять столицу России под неоспоримый военный контроль. Буквально за три дня силы Красной Гвардии увеличились до трёх полков, а вместе с поддерживающими Совет солдатами их было целых семь. Под нашим контролем были Петропавловская крепость, Арсенал и Таврический дворец. Красные флаги реяли над казармами Волынского, Павловского и Преображенского полков. Наши блокпосты были у всех мостов через Неву и на всех вокзалах. Нашими были почта, телеграф и телефон. На Красногвардейском крейсере «Аврора» спешно заканчивали ремонт, чтобы сразу после ледохода корабль мог войти в Неву. Все заводы и мастерские Петрограда были взяты под охрану отрядами рабочей милиции, штаб которой тесно взаимодействовал со штабом Красной Гвардии. А потом наши силы возросли на величину сводного матросского полка, который был сформирован Кронштадтским Советом по просьбе их Петроградских коллег. Полк привёл в Питер Николай Ежов миссия которого в городе-крепости подошла к концу. Моряки заняли Адмиралтейство и взяли под охрану Главный морской штаб.
