и Фролова. Ближе к вечеру пусть местные турки приходят с жалобами и деньгами, должны были за почти две недели подсобрать.
Судя по всему, мои ближники толпились где-то рядом, так что долго их ждать не пришлось. Вошли все вместе, хари друг от друга не воротят, что уже добрый знак. Значит, не собачатся за моей спиной.
— Ну что, господин барон, — спросил я. — Ты у нас комендант крепости и градоначальник, докладывай, как дела обстоят с населением и вверенным тебе личным составом?
— Войска гарнизона находятся в полной исправности, — твердо проговаривая каждое слово начал Лелик. — Стрельцы и снятые с галер абордажные команды заняли позиции на стенах Кафы. Солдаты построены перед воротами и готовы в любой момент подкрепить угрожаемый участок, или выйти на вылазку. Пороха и пуль довольно, больные и увечные находятся в лазаретах.
— Изрядно. А что с кавалерией?
— Конница тоже готова, но о подробностях лучше доложить ротмистру Михальскому, — подпустил шпильку генерал.
Померанец с литвином не то чтобы не ладят между собой, но определенная ревность между ними присутствует с давних пор. К тому же, под началом бывшего лисовчика все это время была только хоругвь моих телохранителей. Так что тут фон Гершов прав, Корнилий всего лишь ротмистр. С другой стороны, Михальский ни много, ни мало, а целый стольник. Такой чин не все стрелецкие головы имеют. В общем, надо что-то с этим всем делать.
— Лучше, так лучше, — не стал спорить я, и повернулся к своему телохранителю. — Рассказывай, чем вы так отличились, что генерал куксится?
— Так в городе-то, конных не обучишь, — скупо усмехнулся Корнилий. — Вот и вывел, давеча, дворян прибывших с воеводой Бобрищевым-Пушкиным в поле.
— А на них налетел отряд татар! — сверкнул глазами не разрешавший подобного самоуправства фон Гершов.
— Верно, — не стал отпираться бывший лисовчик. — Только, когда они налетели, им по флангам конные черкесы ударили.
— И чем дело кончилось? — заинтересовался я.
— Да ничем, — поморщился Михальский. — Думал, если пришлют подмогу, заманить их под крепостные пушки так не прислали! Пся крев!
— Ну, хоть пощипал крымчаков?
— Разве это пощипал, — огорченно вздохнул Корнилий. — Сотню порубили да постреляли, а остальные разбежались! Так гарцуют под стенами, но на приступ не идут.
— Ничего, птицы божьи по зернышку клюют, да сыты бывают, — решил я. — Еще есть что, важного? Если нет, пусть подают носилки.
Паланкин для меня отыскали довольно быстро, хотя возможно, воспользовались тем, что осталось от прежних хозяев. Ездить на людях не очень-то привычно, но куда деваться? В седло мне сейчас нельзя, а пешком не дойду. Со всех сторон за ручки взялись четверо дюжих кучерявых молодца нарочито подобранные Михальским из настоящих черных арапов, как нынче принято именовать афро-африканцев, впереди и сзади стрельцы с бердышами, да еще следом дюжина верховых. В общем, еду, что твой индийский набоб или как их там называют?
И тут, откуда не возьмись, догоняем целую процессию монахов, во главе со здешним митрополитом. Пришлось притормозить.
— Благослови, владыко, — попросил я с высоты своего положения, скомандовав носильщикам остановиться.
— Бог благословит, сын мой, — с легкой усмешкой отозвался Серафим.
— Куда поспешаешь?
— На стены, государь. Или не пустишь?
— Отчего же не пущу? Ты, верно, со своими орлами в супостатов из пушек палить собрался, а нам любая подмога сейчас пригодиться.
— Стрелять не стану, сын мой, — не поддержал моей шутливости глава местной церкви, — но кое-чем помогу.
— Это чем же?
— Помнишь, ты спрашивал про секбанов, что хану служат?
— Стрельцов греческих? Было дело.
— Греческих, готских, неважно сие. Главное, что они христиане.
— Слушаю тебя, владыка, — сразу посерьезнел я.
— Так вот, — продолжил митрополит. — Послал я к ним человека, сказать, чтобы не геройствовали паче меры, а коли удача от хана Джаннибека отвернется, сдавались на твою царскую милость. А я за них пред тобой ходатаем стану.
— Вот за это спасибо, владыка. Уважил, так уважил!
— Не торопись благодарить, великий царь. Еще ничего не произошло. У каждого их воинов своя голова на плечах, а еще семья, дети.
— Думаешь, не пойдут?
— То мне не ведомо. Но все равно пойду на стену и покажусь им.
— Это может быть опасно.
— Стар я уже бояться. Главное не забудь все, что ты нам обещал. Выведешь народ мой из рабства агарянского, будет имя твое почитаться не меньше чем пророка Моисея.
— Если у тебя сыщется еще какой случай весточку послать своим чадам в войске ханском, передай, коли будут умны и в бой с воинством моим вступать не станут, то всех, кто пожелает, к себе в армию заберу. Зваться будут Готским полком, в твою и твоей епархии честь.
— Да пребудет с тобой Господь и мое пастырское благословение, царь православный.
Глава 16
Вот уж двенадцать лет, как я почти непрерывно воюю. То с датчанами, то с поляками, а теперь вот и до татар с турками дело дошло. Правда, нынешнее сражение будет первым, когда я стану держаться в стороне и не полезу в гущу схватки. Не то чтобы поумнел, но с больной ногой несподручно.
Не смотря на все старания О´Конора, моя рана продолжает болеть и это вызывает нешуточное беспокойство у всех, включая меня. Хитромудрый, чтобы не сказать грубее, полуирландец пошел даже на сбор врачебного консилиума, чего раньше за ним не водилось. Медикусы, конечно, собрались. Посмотрели, поохали, но так ничего путного и не предложили.
Разве что никогда не унывающий Попел, высказался в том смысле, что видимо после удаления щепки, глубоко засевшей в царском бедре, в ране могли остаться мелкие занозы и теперь они постепенно выходят наружу, отторгаемые моим в целом молодым, крепким и здоровым организмом. Главное, на чем все медики сошлись, хорошо, что рана не гноится, что у пациента нет высокой температуры, слабости и прочих нехороших признаков.
— Государь, но если в ближайшее время не начнется окончательное выздоровление, вероятно, нам придется провести операцию. Раскрыть рану, тщательно удалить из
