разумеется. Мне нетрудно. Я быстро ужинаю и еду к нему на пустом троллейбусе.
Дома у Платоныча витает уютный аромат свежесваренного кофе.
— Ну как ты? — спрашивает он, когда мы проходим в комнату.
Я рассказываю про маму и про лекарство.
— Сочувствую, — говорит он. — И теперь что, это лекарство всю жизнь принимать?
— Видимо да, — отвечаю я. — Сначала посмотрят, как оно пойдёт, что там с сахаром, ещё, наверное, какие-то анализы надо будет сдавать. Потом, возможно другое подберут.
Он кивает и на небольшое время погружается в размышления.
— Ну а как у тебя вчера прошло дело? — спрашивает он, выходя из задумчивости.
— Да нормально, — пожимаю я плечами. — Всё хорошо.
— Хорошо? — переспрашивает Большак, чуть прищурившись, и как-то чересчур внимательно рассматривает меня.
Я снова пожимаю плечами и засовываю руки в карманы брюк.
— Хорошо, Юрий Платонович. Дело-то нехитрое. Приехал, отдал, уехал.
— Ну да, ну да, — соглашается он, продолжая разглядывать моё лицо. — Ну что же, молодец. Ладно, ты посиди минутку, я кофе принесу. Выпьешь со мной кофе?
— Конечно выпью, спасибо, — соглашаюсь я.
Я сажусь на диван и беру в руки фотоальбом, лежащий рядом на подлокотнике. Он довольно увесистый. Я провожу пальцами по тиснёной коленкоровой обложке с затейливым узором. Основательный. Сейчас таких не делают. Собственно, сейчас и фотографии смотрят на телефоне. Правда, не совсем сейчас…
Я открываю альбом и перелистываю тонкую белую кальку. За ней открывается первая фотография. Чёрно-белый вертикальный снимок тринадцать на восемнадцать. Сделан в фотоателье. На фото молодой человек в костюме. Он запечатлён в полный рост. Кого-то он мне напоминает. Нет, не Большака… Он… Он очень сильно похож… на Егора Брагина.
— Кто это? — спрашиваю я, когда Большак входит в комнату?
— А, это… — говорит он, ставя передо мной чашку кофе.
— Извините, что без спроса, но альбом здесь лежал, на диване.
— Да, ничего-ничего. Это Николай. Мой сын…
— У вас есть сын? — удивляюсь я. — Вы о нём никогда не говорили.
— Да, — соглашается он, — не говорил.
— А почему мы с ним так похожи? Вы видите это сходство?
— Вижу, конечно, я же не слепой. Сходство есть. Но ты не мой отпрыск и мы даже не родственники. Причуды природы, не знаю. Полистай страницы. Там есть и другие Колины карточки. На них вы совершенно разные, а на этой, будто родные братья. Я часто на неё смотрю.
— Наверное, стоило бы всё-таки сделать нам с вами генетическую экспертизу, вдруг окажется, что мы имеем родство.
— Не знаю, что это за экспертиза, но я не против, — усмехается он. — Делай, если хочешь.
— А можно нам встретиться с Николаем? — спрашиваю я. — Было бы интересно сравнить нас воочию, так сказать.
Он грустно качает головой:
— Это невозможно. Он умер два года назад.
Я осекаюсь, и едва не сорвавшаяся шутка застывает на моих губах.
— Простите.
— Да ничего… Ничего с этим не поделать. У каждого своя судьба. Кто-то живёт до глубокой старости, а кто-то уходит, едва начав жить. С этим можно только смириться. Все мы, по большому счёту, приходим на землю лишь на миг. Промелькнёт… и всё. Шансов что-то исправить уже не будет.
Я покашливаю. Некоторым подобные шансы всё же выпадают. Только эти некоторые пока не знают, что можно исправить и как…
— Что произошло? Как он умер?
— В аварию попал. Он мотогонками занимался. Вот и…
— Сочувствую вашему горю, — говорю я.
Мы некоторое время молчим.
— Ладно, — наконец говорит Юрий Платонович и забирает из моих рук альбом. — Расскажи, как у тебя с твоими букмекерами дела?
— Да пока не знаю. Отвёл туда Каху с его дружком. Альберт не звонил? Не жаловался?
— Нет, а должен был?
— Дружок Каховского немного неуравновешенный тип. Ему, кстати, место не понравилось. Возможно, потому что инициатива от меня была, а он с каким-то подозрением ко мне относится. Чувствует, что у нас с ним идеологические противоречия. Я, видите ли, очень бы хотел Каху за решётку упечь. И его тоже, если будет за что. Даже не из соображений высшей справедливости, а просто из мести. За отца хочу отомстить.
— А ты уверен, что это он послал того головореза?
— Да, уверен. Знаю, что он.
— Понятно, — кивает он.
— Я вот спросить хочу, Юрий Платонович.
— Давай.
— Вопрос сугубо теоретический. Вот, скажем, живёте вы в чудесном доме. Есть в нём недочёты, конечно, и управдом иногда ведёт себя неправильно, и лифт иногда не работает, а порой и крыша протекает.
— Точно это хороший дом? — уточняет с усмешкой Большак.
— Точно! Даже не сомневайтесь. Другого такого не найти. Надо б только дворника нового да управдома, и всё наладится. Вот. И есть у вас соседи. Очень хорошие люди. Отзывчивые, добрые, всегда вам помогут и придут на помощь. Только вот они делают что-то нехорошее, неправильное. Может быть, от их действий людям даже польза есть, или видимость пользы, но только дом от этого незаметно разрушается. Но, честно говоря, и без них разрушителей хватает. Народ в доме шушукается, что управдом идиот, говорят, что в соседних домах люди живут лучше. У них и свет ярче и вода горячее и, главное, еды больше. А эти соседние дома, кстати, смотрят на ваш дом и очень хотят его разрушить. Кто на кирпичи глаз положил, кто на территорию, кто на трубы, что в земле закопаны. И вот вы знаете, неважно как, но точно знаете, что дом ваш будет разрушен и довольно скоро. Но никто вам не поверит, если вы об этом скажете, за дурака примут. В одиночку вы его сохранить не сможете. Единственное, что в ваших силах, это отвести к управдому тех, кто фундамент подтачивает потихоньку. А они ведут себя, как ваши друзья. И, самое главное, вот отведёте вы их, выполните долг, а не факт, что это дому поможет. Мне интересно, что бы вы сделали в такой ситуации, как бы поступили?
— А ты точно знаешь, что он рухнет? — спрашивает Большак после долгой паузы.
Он пристально смотрит мне в глаза, будто пытается проникнуть в голову.
— Рухнет, — киваю я. — Рухнет…
— Значит, нужен план, — говорит он, помедлив.
Это точно. Нужен…
Мы некоторое время сидим молча, а потом, словно спохватившись, он вскакивает на ноги.
— Я же про самое главное забыл. Подожди-ка.
Он выходит из комнаты и через минуту возвращается с коробкой с надписью Sony ТСМ-260.
— У тебя же послезавтра день рождения. Вот, это от меня подарок.
— Так раньше времени нельзя. И я вас хотел пригласить, между прочим, отметить это дело в семейном
