А потом румийцы ударили по помостам горшками с горючей смесью. Били из тяжелых баллист, закладывая в их чаши по десятку глиняных емкостей зараз. Попадания ждать пришлось недолго. Первой досталось опять правой штурмовой башне. О ее помост разбилось сразу два горшка. Расплескавшаяся по доскам жидкость, породила столб пламени высотой метра в три. Пламя сразу охватило большую часть помоста и десятка два воинов, перебегающих по нему в этот момент. Вой, горящих заживо людей, вознесся над всеми другими звуками битвы. Я невольно зажмурился, но тут же открыл глаза. За это время горящие воины, то ли попрыгали, то ли попадали вниз под стену и догорали там дымным пламенем, превращаясь в неопрятные кучи тряпья и закопченного железа. Еще хуже было то, что огнем занялся сам помост. Сторону его, обращенную сейчас вверх, мы тоже обили мокрыми противопожарными шкурами, но это не спасло – часть жидкости удержалась на ней и, имея, видимо, весьма не слабую температуру горения, не быстро, но уверенно прожигала шкуры, добираясь до досок основы. Несколько человек, переданными снизу мокрыми шкурами, пытались сбить пламя, но в это время о помост разбилось еще три горшка. На этот раз пламя ударило даже в проход, ведущий внутрь штурмовой башни, где толпились, готовящиеся к штурму воины. Те, кто пытались тушить помост, огненными, воющими от боли комками, попадали вниз. Через секунду еще один горшок влетел в открытый проход. Внутренность переходной площадки, со всеми столпившимися там людьми, охватило пламя.
Я опять прикрыл глаза. Все кончено – изнутри от огня штурмовая башня ничем не защищена. Снизу из входа башни хлынули, заполнявшие ее воины. Лучники, находящиеся на верхней площадке, заметались, а потом, припекаемые снизу разгорающимся огнем, начали прыгать вниз. Пятнадцать метров. Это где-то этаж шестой. Показалось, что даже отсюда – с полукилометра я слышу, как трещат их кости. Минута и изломанные фигурки лучников дополнили собой пейзаж поля сражения.
Наши воины, оставшиеся на стене, растерявшиеся от такого развития событий, ощутимо сбавили натиск. Плацдарм перестал расширяться. Чувствовалось, что вскоре он начнет сжиматься. К этому времени стена у правой башни была занята нашими на протяжении метров пятидесяти. В принципе, подобный сценарий развития событий нами был тоже предусмотрен. В двухстах метрах от стены стояли штурмовые группы, снабженные лестницами. Послал гонца с приказом о наступлении. По-моему они ринулись вперед еще до того, как мой посыльный до них добрался. Ну, правильно – их командиры все видели и, понимая, что дорога каждая секунда, повели своих воинов на штурм.
К этому времени заполыхал помост левой штурмовой башни, а через минуту и центральной. Верх правой башни, подожженной первой, уже пылал вовсю. Участки стены, захваченные штурмующими центральной и левой башни, оказались заметно меньше, но я послал воинов с лестницами и туда: если не поддержат атаку, то хотя бы дадут возможность отступить со стены по лестницам, уцелевшим соратникам.
Штурмовые колонны с лестницами, бегущие к правой, пылающей башне, наконец-то добрались до стены. Плацдарм на ее гребне сократился метров до тридцати – румийцы, понимая, что время решает все, давили на наших изо всех сил. Пока приставили лестницы, пока залезли наверх, занятый участок сократился до двадцати метров, потому часть лестниц оказалось установлена в местах, уже отбитых противником. Потому встретили, забравшихся сюда славов, совсем неласково. По лестницам, попавшим на плацдарм, начало прибывать подкрепление. Отступать наши, вроде, перестали. Плацдарм больше не сокращался. Но и не увеличивался. Такое неустойчивое равновесие сохранялось до тех пор, пока какому-то румийскому артиллеристу не пришла в голову идея ударить, по сражающимся на стене нашим, горшками с горючей смесью. Сыпанул щедро, с десяток. И половина из них угодила, по плотно сгрудившимся варанго-славам. Остальные упали по обе стороны от стены. Все, кроме одного. Один попал по румийцам. Тем такой подарочек пришелся не по нраву. Что уж говорить про наших, заполучивших таких подарков в пять раз больше. Опять послышались вопли, сгорающих заживо. Со стены, начали падать охваченные ужасом люди…. Боевой дух штурмующих был подорван. Легионеры поднажали и наши посыпались со стены. Частью буквально – начали просто спрыгивать, разбиваясь насмерть, или ломая кости, другие пытались спуститься по лестницам. На плацдармах, захваченных воинами двух других башен, ситуация складывалась не так катастрофически, но динамика тоже была не в нашу пользу – румийцы потихоньку выдавливали славов со стены.
Все! Штурм не удался! Надо было отводить воинов, чтобы не увеличивать и без того немаленькие потери. Я отдал соответствующий приказ. Пропели сигнальные трубы. Кто мог, спускался по лестницам. Кто-то из последних сил пытался сдерживать натиск румийцев, прикрывая их отход. Лучники усилили обстрел, стараясь облегчить отчаянное положение наших на стенах. Уже все три башни пылали гигантскими кострами. Румийцы возобновили стрельбу из своей настенной артиллерии, по все еще толпящимся у подошвы стены воинам, второй атакующей волны. Те, закинув щиты за спины, начали отходить, прихватив с собой раненых и искалеченных.
В течение следующих десяти минут на стенах все было кончено. Какой-то части наших удалось спастись, спустившись по лестницам. Большинство же погибло. Я глянул на солнце. Наступил полдень. Получалось, что с момента начала выдвижения штурмовых башен прошло уже часов шесть. Ну, что ж, надо идти заниматься ранеными. И думать, что делать дальше.
И так, нужно было думать, что делать дальше. Брать Лютецию измором? Сбежавшие оттуда рабы, говорят, что припасов в подвалах города запасено немеряно. Опять же, изгнав из-за стен кучу лишних ртов, эти запасы теперь можно растянуть на год, если не больше. Наше, ежедневно увеличивающееся войско, перемрет от голода и холодов, или разбежится, пожалуй, раньше. Еще раз перебрал в уме все химико-технические прибамбасы из будущего, которые попаданцы-энциклопедисты применили бы в данном случае на моем месте. Снова убедился в полном своем невежестве в этом вопросе и загрустил.
Грустил в своем шатре. После завершения всех скорбных дел, принесенных сегодняшним днем. Раненых, искалеченных и обожженных, я исцелил. Тех, кого удалось вытащить из под стен. С наступлением темноты пластуны из казачков попробуют разыскать и вытащить тех, кого вынести не успели. К тому времени, как их начнут подтаскивать, меня разбудят – об этом я распорядился. Тут важна будет каждая минута – и так ребята провалялись без помощи полсуток.
