Никогда не причислял себя к фанатам музыки и привык несколько к иному… Но все выходные мы с женой просидели у «голубого экрана». И понятно — записи с ноутбука мне уже изрядно надоели, да и слушать их дома нельзя, несмотря на еженедельные проверки квартиры на предмет отсутствия прослушки ребятами Анатолия. Последние явно берегутся от случая когнитивного диссонанса коллег из соседнего ведомства: если мы с Катей вдруг не выдержим ночью, и в порыве я начну рассказывать, как «этим» принято заниматься в XXI веке.
Более всего в программе удивили совсем молодые «The Beatles» в Washington Coliseum, задорное, мокрое от пота лицо Пола Маккартни и толпы оглушительно орущих девчонок в толстых, тяжелых на вид платьях и обязательных очках. Добавил впечатлений стриженный «под ежик» Фрэнк Синатра, шустро двигающийся по сцене в шикарном смокинге, жаль, что такие «пинджаки» никак не приживутся в Союзе, было бы забавно реализовать свои мечты и появиться на каком-нибудь мероприятии в подобном наряде. Более обычного расстроил хоть и не сильно любимый, но все же знаменитый Pink Floyd, долго не мог поверить, что на старте свой карьеры они исполняли отчаянную психоделическую муть. И вообще, было дико видеть, из какой бесхитростной, дешевой, можно сказать деревенской, театральщины выросла сияющая огнями над толпами фанатов рок-индустрия будущего.
Впрочем, пропагандисты-коммунисты не могли пройти мимо флера правильной идеологии. В репертуар прорвалась целая куча негритянских групп. Между вполне приличными клипами попадались настоящие «перлы». Например, минут пятнадцать по какой-то захолустной сцене с гитарами и пародией на бубен шаталась семейка чернокожих школьников с «редкой» фамилией Джексон.[369] Даже их тексты сквозили детством и убогостью. Не лучше показал себя коллектив «Искушение»[370] — странная и не сильно приятная пятерка негров в темных очках, что-то неторопливо бормочущая по типу страшно тормозного рэпа. Женщины не отстали, трио «Высочайших»[371] — губастых и грудастых афроамериканок — кокетливо пожимали плечиками в белых платьях и пели «Baby love» на танцполе реальной дискотеки. Что там забыл телеоператор — для меня вообще осталось тайной. Разве что решил заснять шикарные начесы черных курчавых волос на головах молоденьких артисток…
От мыслей отвлекла суета за дверьми, кто-то из сотрудников явно ломился в кабинет, секретарша пыталась не пускать, видимо, не сильно надеялась на кофе и опасалась застать врасплох спящего директора. «Надо будет червонец премии подкинуть», — машинально отметил я про себя, на всякий случай пододвигая поближе бумаги и выводя на лицо рабоче-крестьянское выражение угрюмой сосредоточенности. И не зря — прорвались «Иваны», как обычно, вдвоем, и с не слишком хорошей новостью: оказывается, у нас в самом разгаре пожар в комнате множительной техники.
Не успел я сорваться с места, как заявился Анатолий.
— Ничего страшного, — отчитался он прямо с порога. — Можно сказать, уже потушили.
— Само загорелось? — поинтересовался я на всякий случай.
— Диверсантов не обнаружено! — шутливо щелкнул каблуками брат жены. И, покосившись на руководителей отделов, добавил уже серьезно: — Техника почти не пострадала, начальница говорит, к вечеру все заработает опять.
— Не иначе, она на праздничное собрание не хотела идти, — проворчал я. — Пойдем посмотрим, на месте все одно понятнее будет.
Еще в прошлом году я изрядно удивился, когда на мой запрос о множительной технике в НИИ практически без проволочек и проблем была отгружена РЭМ-600[372] — здоровенная, более тонны весом, бандура метр на метр и два — высотой. Думал, не обойдется без дорогого импорта, но однако ж… Самое смешное — работал аппарат практически по тому же принципу, что и хорошо известный мне «Ксерокс». Заправленные в рамку оригиналы просвечивались сильным светом через оптическую систему, по слухам, от «перископа подводной лодки», на «заряженную» селеновую пластину, затем наносился тонер — мельчайшие стеклянные шарики в фиолетовой краске. Далее с рулона сматывался чистый кусок бумаги, прижимался к носителю, результат запекался, излишки очищались барабаном из натурального меха. Цикл повторялся примерно раз в минуту, и для больших чертежей производительность можно было признать более-менее удовлетворительной.
Анатолий было установил сейфовую дверь на комнату и завел толстый журнал учета и специального особиста контролировать доступ, но пришла какая-то новая директива, и лишние строгости были отменены. Сперва я думал, что только для нашего исключительного института. Но позже узнал — доступ к множительной технике резко упростили по всей стране. Так что сейчас не то чтоб «приходи, кто может, копируй, что хочешь», но весьма близко к этому. За откровенную антисоветчину, полагаю, все равно найдут и начикают по… Пяток лет. Однако всякие «Бани», «Камасутры» и прочий хлам процветают, к ним добавляется могучий пласт совершенно неинтересной мне околопришельческой публицистики, не иначе «Аватар» пустил прочные корни в мировую мифологию. Трансцендентная гадость тоже в достатке, я было попробовал найти что-то относительно перемещений во времени — но быстро отказался от бессмысленной траты сил.
Печально, что реально сильные и острые произведения стали попросту теряться на этом грязно-сером фоне. Еще немного, и за предложение «самиздата» можно будет схлопотать по морде от простой радиомонтажницы… Неудивительно, поисковиков нет, сетевых библиотек с отзывами тоже не создано, и попробуй выуди что-то стоящее из вала скверно отпечатанной макулатуры. Патентованные интеллектуалы, разумеется, справятся с задачей, найдут способ обойти новый выверт системы. Но много ли в СССР людей с критическим мышлением, способных отличить одно от другого?
Тем более с нормальными типографскими книгами и толстыми журналами особых проблем незаметно. Ассортимент неплох, очередей незаметно, много переводной литературы, впрочем, советскую фантастику тоже никто не обижает. Есть и моя лепта — недавно Казанцев выпустил (естественно, под своим именем) новый роман «Почтальон»,[373] представляющий собой не что иное, как глубоко оттюнингованное одноименное произведение Дэвида Брина. Неохиппи, спасающих в конечном итоге главного героя и «остатки мира», советский писатель вывел как что-то среднее между реальными штатовскими «детьми цветов» и отечественными коммунарами 20-х годов. Хотя и трудно придумать что-то менее близкое по базовой философии, но для плохо знакомых с предметом читателей получился вполне годный суррогат. Даже наш Федор «проникся», благо до оригинала он добраться из-за спровоцированных Хайнлайном амурных подвигов так и не успел, начал тренировки «сверхсилы» по какой-то секретной методике.
