Вряд ли именно опустошительная экспедиция спровоцировала убийство Алексея — но, вероятно, она привела к окончательному неприятию его правления. Никита Хониат пишет, что 25 января 1204 года толпа, «словно кипящий котел, готовый выплеснуть ненависть к императорам», собралась у Святой Софии и заставила синод, собрание епископов и духовенства, избрать нового правителя. С них довольно было смотрящего на Запад Алексея. Поскольку Исаак все больше терял рассудок и не мог служить серьезным претендентом, народ хотел получить императора по своему выбору.
Никита Хониат присутствовал на собрании в качестве видного сановника и признанного оратора и описал проклинающую Алексея толпу, требовавшую назвать имя его преемника. Однако Никита и его товарищи проявили большую дальновидность. Они понимали, что такое действие снова воссоединит Алексея и крестоносцев, и опасались, что уроженцы Запада используют военную силу для защиты своего ставленника. Синод и духовенство долго уходили от решения в надежде, что настойчивость толпы спадет, но их ждало разочарование. Никита прослезился, провидя грядущие бедствия. Из рядов византийской знати выдвигалось одно имя за другим, но ни один не был признан достойным. Наконец после трехдневного обсуждения синод и народ остановились на кандидатуре некого Николая Каннавоса — злополучного молодого человека, который против его воли и был провозглашен императором 27 января.[493]
Алексей пришел в смятение, узнав о появлении еще одного императора. Теперь, когда у оппозиции появился номинальный лидер, он опасался военного переворота и, как и предвидел Никита Хониат, снова обратился к крестоносцам в поисках помощи. Несмотря на неприязнь между греческим населением и крестоносцами, император и уроженцы Запада все еще могли найти точки соприкосновения в противостоянии огромной возбужденной толпе жителей Константинополя, уже ненавидящей и Алексея, и крестоносцев. Алексей просил крестоносцев изгнать Каннавоса. В обмен, как сообщается в написанном в мае 1204 года письме Балдуина Фландрского, он передавал крестоносцам весь Влахернский дворец как гарантию выполнения своих обещаний. Передача императорской резиденции была поразительным жестом, показывающим всю степень отчаяния Алексея. Для попытки умиротворения своих неприятелей он избрал в качестве посланца Мурзуфла, и тот доставил предложение в лагерь крестоносцев. Хотя большинство рыцарей относились к Алексею пренебрежительно, они понимали, что, нуждаясь в них, он будет по-прежнему снабжать армию продовольствием. Кроме того, он мог возместить моральный и финансовый долг крестоносцам с гораздо большей вероятностью, чем любой другой византийский император. По этим причинам, а также из-за уверенности, что напористый антизападный режим может добиться успеха, было решено оказать просимую помощь.
27 января Бонифаций Монферратский направился в город к Алексею, чтобы обсудить дальнейшие действия. По описанию Балдуина Фландрского, император высмеял маркграфа и отказался выполнить собственные обещания. Такой поворот событий кажется маловероятным, учитывая, что предложение исходило от Алексея, который должен был понимать, что выполнение обещаний было необходимым для получения помощи крестоносцев. Балдуин, возможно, намекает на характер Алексея. Никита Хониат дает более реалистическое описание этой важной встречи, в ходе которой было решено, что крестоносцы должны вступить в императорский дворец, чтобы изгнать Каннавоса и избравшую его чернь.[494]
Именно это решение предопределило падение Алексея. Требования крестоносцев были настолько противоположны чаяниям жителей Константинополя, что у императора не было вообще никакого выбора — что бы он ни сделал, одна из враждующих сторон попыталась бы его устранить. В конченом счете более серьезная угроза исходила со стороны византийского двора. Большая часть придворных не хотела восстановления отношений с крестоносцами, стремясь, напротив, к их изгнанию. Избрание Николая Каннавоса было одним из проявлений этих чаяний, но теперь в качестве лидера антизападного течения выступил Мурзуфл, выходец из высших слоев византийской знати, который был некогда освобожден по просьбе крестоносцев и только что выступал в качестве посланца Алексея.
И Никита Хониат, и Балдуин Фландрский подтверждают, что именно предложение Алексея разместить крестоносцев во Влахернском дворце побудило Мурзуфла обвинить императора и призвать к его свержению.[495] Робер де Клари приписывает Мурзуфлу более активную роль, отмечая его обещание в случае избрания его императором избавиться от крестоносцев через неделю. Греческая верхушка согласилась, и заговорщики начали действовать. Мурзуфл решил, что присутствие крестоносцев в стенах Константинополя поставит его в столь выгодное положение, какого недоставало выбранному народом Николаю Каннавосу. Первым делом он обезопасил сокровищницу, пообещав приставленному к ней евнуху любые титулы. Затем он собрал Варяжскую дружину и рассказал им о том, что Алексей собирается вновь ввести крестоносцев в город. Он напомнил, насколько такие действия неприятны грекам, а дружина, несомненно должна поддерживать народные стремления. Логика была неумолима: Алексея необходимо устранить.
В ночь с 27 на 28 января, пока молодой человек спал в своих покоях, Мурзуфл и дворцовая стража прокрались в его комнату, окружили кровать, вытащили Алексея и бросили его в темницу. Никита приводит подробное описание измены, дополняя предательство Мурзуфла его двуличностью. Хронист описывает Мурзуфла, вбегающего в императорскую опочивальню, чтобы сообщить Алексею об ужасном восстании. Представители семьи Ангелов, толпа и Варяжская дружина ломают ворота дворца, намереваясь растерзать императора за его тесную связь с крестоносцами. В полусонном состоянии Алексей попытался оценить степень опасности. Он обратился за спасением к Мурзуфлу, единственному, кто казался все еще верным ему. Придворный накинул на молодого человека одежду, и они вместе выскользнули из комнаты к одному из павильонов дворцового комплекса. Император не переставал изливать благодарности на своего спасителя. Возможно, именно в этот момент Мурзуфл открыл свои истинные намерения.
Целью его лжи было быстро и бесшумно вывести Алексея из опочивальни. Теперь, внутри дворцовых помещений, император был в его власти. Молодой человек пошатнулся, осознав предательство Мурзуфла, и стражи повлекли его в темницу, где ноги его заковали в оковы.
Претендент на престол возложил на себя императорские знаки отличия, надев алые баскины (высокие башмаки длиной до икры), символизировавшие его звание, и провозгласил себя правителем. Через несколько часов он был коронован в Святой Софии, став четвертым императором, находящимся на данный момент в Константинополе. Несомненно, из всех четырех он обладал самой сильной властью.{41} Значительная часть могущества человека, оказавшегося на вершине политической или гражданской жизни, происходит из-за уникальности такого положения. В христианском мире было множество царств, но лишь две империи — Германская и Византийская. Когда высочайший титул одновременно имеет не один человек, то титул этот обесценивается. Четверо, одновременно носившие его, были нелепостью, которая показывала почти полный распад императорского достоинства.
Разумеется, квартет императоров не мог существовать долго. Сторонники новой власти направились в покои императора Исаака и сообщили ему драматическую весть. Некоторые источники сообщают, что старик был так объят страхом за безопасность себя и сына, что заболел и вскоре скончался. В политическом смысле Исаак стал настолько немощной фигурой, что не мог больше считаться достойным правителем. Существуют даже предположения о том, что он уже скончался к описываемому времени. Но если это и не так, то вполне естественно, что он быстро исчез со сцены. Возможно, что его скорой смерти помогли. Робер де Клари писал об удушении — хотя, возможно, он просто передает слухи, ходившие по лагерю крестоносцев.
Устранение Алексея и появление Мурзуфла поляризовало Константинополь. Двор и Варяжская дружина были на стороне последнего, в то время как народ продолжал шумно приветствовать своего ставленника, Николая Каннавоса. Никита Хониат характеризует его как человека благородного и умного, а также опытного воина. Тон замечаний Никиты показывает, что он ставил Каннавоса выше Мурзуфла. Но вскоре настроение толпы качнулось в пользу нового императора. «Ввиду того, что в Константинополе преобладали худшие элементы, Дука [Мурзуфл] набирал сторонников… в то время как величие Каннавоса меркло, наподобие убывающей луны».[496]
Несмотря на свои положительные качества, Николай быстро утратил благосклонность. В руках Мурзуфла находились все ключевые позиции иерархии, что давало ему политическую базу, с которой соперник был не в силах тягаться. В Новгородских летописях упоминается, что Мурзуфл безуспешно пытался переманить Николая на свою сторону, обещая ему высокое положение при дворе в случае отказа от титула. Возможно, Николай не доверял посулам претендента на престол или надеялся на то, что его популярности в народе будет достаточно, чтобы сохранить положение. Столкнувшись с отказом, Мурзуфл вскоре начал попытки сместить Николая. Он предлагал награды и чины тем, кто выполнит его наказ, и на первой неделе февраля отдал дружине приказ об аресте. Николай остался в Святой Софии — символическом сердце его власти. Войска Мурзуфла силой ворвались в здание, и народ, еще недавно насильно короновавший Николая, разбежался. Никто не остался защищать его, и второй император тоже оказался за решеткой. В «Devastatio Constantinopolitana» сообщается, что позже Николай был обезглавлен. Он заплатил высокую цену за то, что оказался пешкой в руках капризной черни, и правил менее недели.
