На миг Эрвана охватило безумное, невыполнимое желание оказаться где угодно – лишь бы не ожидать смерти на тонущем судне…
«Ну какой я моряк? – успел он подумать. – Чего мне в горах не сиделось?»
Он почувствовал горячие слёзы на щеках.
«И это все? А Баст, Лоэ, капитан? А Яник, наконец? Ему что, тоже умирать? Из-за меня?»
Стылый ветер хлестнул по лицу, пробрал сквозь мокрую рубаху. Эрван вздрогнул, приходя в себя… и гаркнул что есть силы:
– Заводи полотно! Балласт на левый борт! Осмотреть повреждения в трюме, заделать брешь!
Его услышали. Резкий голос Бастиана пробился сквозь грохот моря:
– Слышали, обалдуи? Выполнять!
Эрван закрыл глаза. Сосредоточился.
Вроде всё… Или нет?
Корабль продолжал крениться: Эрван чувствовал, как падает скорость, как грузно оседает судно.
«Не успеют! Пока заведут полотно к пробоине, пока переместят балласт – поди попробуй перекидать такие камушки! – черпанём столько, что потеряем управление. И тогда…»
Эрван мотнул головой, отгоняя мрачные предчувствия.
«Всего-то и нужно: резко переложить румпель! Судно компенсирует крен – во всяком случае, должно… Наверное…»
Эрван сбросил башмаки – голые ступни сковала судорога. Не обращая внимания на боль в сведённых мышцах, сосредоточенно поплевал на ладони. Глубоко вздохнул.
«Резко переложить. В одиночку. Ну-ну… Эх, зря я Конюха отпустил. Теперь кричи не кричи – без толку. Не услышат».
Он навалился на румпель – брус не сдвинулся ни на дюйм.
Эрван выругался. Заскользил по мокрым доскам, силясь найти опору. Кое-как закрепился. Выгнувшись дугой, хрипя от натуги, он толкал, дёргал, тянул упрямую деревяшку…
Напряжение становилось невыносимым: из прокушенной губы потекла кровь, глаза затянуло багровой поволокой, застучало в висках…
Эрван понял без тени сомнения: он сейчас умрёт – сердце не выдержит.
Мысль не вызвала страха, лишь ярость – беспощадную ярость смертельно раненного зверя, готового на все. Смерть? Пусть так! Но оставался злейший враг! Враг, готовый погубить всю стаю! Враг, которого нужно одолеть! Любой ценой…
Оскалясь, словно горный волк, рыча от бешенства и роняя пену, Эрван вступил в последнюю схватку.
* * *
– Капитан, течь остановлена, судно вне опасности. Мы прошли.
Эрван старался не обращать внимания на боль в груди. Украдкой спрятал за спину израненные руки.
Салаун отодвинул было стул, неловко попытался встать… Рухнул обратно. Медленно поднял голову…
Эрван едва не закричал.
На измождённом лице капитана зияли тёмные провалы глазниц. В самой глубине их еле угадывался тусклый блеск – всё, что осталось от пронзительного взгляда. Небритые ввалившиеся щеки приобрели грязно-серый оттенок. На лбу и возле носа паутиной легла сетка морщин.
– Зачем ты здесь?
Голос был сухим и безжизненным – словно шелест древнего пергамента.
Эрван сглотнул и отвёл глаза. Он догадывался, что Салауну нелегко далось бдение в каюте, мрачной и тёмной, словно нора… Но и предположить не мог, что всего несколько часов могут превратить здорового, сильного человека почти в мертвеца.
– Я пришёл за вами, капитан, – Эрван с трудом удержался, чтобы не говорить вполголоса: затхлый, будто в склепе, воздух гасил звуки.
– Судно ещё не встало на якорь. Поход не закончен, – бесцветным голосом произнёс Салаун. – Твоё место на мостике.
– Нет, – Эрван твёрдо покачал головой. – Ваше.
Капитан смотрел пристально, испытующе – словно хотел проникнуть в самые потаённые уголки сознания.
«У судьбы был шанс. Зачем давать ей второй?»
«Верно. Но теперь корабль в безопасности. Значит, я все сделал правильно. И вы – тоже».
Эрван вдруг понял: и он, и капитан не произнесли ни слова. Понял – и нисколько не удивился.
«Молодец, кадет. До сих пор не понимаю, как ты умудрился в одиночку переложить румпель? Откуда такая сила? А по виду не скажешь…»
Капитан слабо улыбнулся.
Странное это было зрелище. Странное и отталкивающее: уголки губ поползли вверх, словно привязанные; морщины зашевелились… Будто невидимый паук потянул за нити.
«Ты спас корабль. И не просто корабль… „Горностай“! Это все, что у меня осталось от той, прошлой, жизни. Теперь я твой должник, Эрван Гвент. И готов заплатить долг: закончи начатое, брось якорь – и ты станешь первооткрывателем новой земли. Впиши своё имя в историю, Эрван Гвент! Если судьба дала тебе шанс – держи крепче и ни за что не упускай! Второго может и не быть! Поверь: уж я-то знаю…»
Эрван улыбнулся в ответ: искренне и немного грустно.
«Нет, капитан. Вы шли к этому всю жизнь, а я… Всего-то провёл судно через пару рифов. Ещё и чуть не угробил при этом…»
Эрван отвернулся, бездумно глянул на знакомые гравюры. Продолжил про себя, не сомневаясь, что капитан его слышит:
«Я не знаю, есть ли такая штука – судьба. Вы говорите одно, доктор другое… Но я верю: в мире есть справедливость. Должна быть! А если её нет, надо сделать так, чтобы она была! Это ведь в наших силах, правда? Вы начали этот поход: не в Морском Ключе и даже не в Устье… Вам и заканчивать. Это и есть справедливость».
Долгое молчание. Эрван уже хотел было обернуться, проверить, жив ли капитан, – слишком неожиданной, пугающей была тишина…
«Ты сделал много, Эрван, – там, у румпеля. Но здесь, сейчас… ещё больше. Это истинный дар – неожиданный и великодушный. Благослови тебя Бог!»
Эрвану послышался странный звук: то ли треск, то ли хлопок. Тихий, но чёткий, он донёсся не снаружи, но изнутри – из самых глубин естества.
Эрван ошалело замотал головой: тонкая ниточка, соединявшая два разума, исчезла.
Он посмотрел на капитана: тот хотел было встать… и с тихим стоном рухнул обратно.
– Боюсь, до мостика мне не добраться. Наверно, и впрямь – не судьба.
Он угрюмо склонил голову.
Эрван подошёл вплотную, протянул руку:
– Пустяки, капитан! Я помогу.
Ветер почти стих. Море понемногу откатывалось назад, оставляя на влажном песке мятые комья водорослей. Между ними копошились глянцевые, будто облитые глазурью крабы. Небо расчистилось, и звёздные блики заплясали на мелких волнах.
Эрван облюбовал удобный валун – гладкий и округлый по краям, словно большая галька. Присел, бездумно глядя на диск восходящей луны.
От опушки леса, вплотную подступавшего к берегу, тянуло сыростью пополам с запахом палой хвои.
Эрван втянул воздух, наслаждаясь привычным с детства, но почти забытым за последние годы ароматом.
Недовольно поморщился: к сосновому запаху примешался едкий дым – футах в трёхстах от берега ярко занялись костры.
Пьяный гомон матросов заглушил шелест моря.
Он поморщился. Встал было, собираясь найти местечко поспокойней…
– Свободно?
Бастиан… И как эта громадина ухитряется так незаметно подходить? Который раз ловит!
Эрван кивнул, стараясь не выдать раздражения. Потеснился, освобождая место. Бастиан сел рядом.
Долгое молчание.
Луна карабкалась всё выше, меняя цвет с тускло-жёлтого на молочный и попутно уменьшаясь в размерах. Море отступило ещё на пару футов. Крабы, едва заметные в бледном свете, поспешили за прибоем, деловито зажав клешнями нехитрый улов.
Первым не выдержал Бастиан. Спросил, косясь на белеющие под расстёгнутым воротником бинты:
– Ты как?
– Нормально.
Голос Эрвана был спокойным и равнодушным. Он не солгал, всё так и было: ни хорошо ни плохо. Нормально.
– Ну-да, ну да… – Бастиан покивал, не отводя взгляда. Вдруг рявкнул – повелительно и резко:
– Вдохни! Глубже, глубже!
Эрван машинально повиновался – и еле сдержал стон. Грудь пронзила острая боль.
– Герой… – усмехнулся Бастиан. – Запомни на будущее: я никогда не спрашиваю просто так. Ясно?
Эрван кивнул молча – на ответ не осталось сил. Боцман сбавил тон, пробурчал более миролюбиво:
– Держи лекарство, парень! С личным приветом от Лоэ.
В ладони Эрвану легла тяжёлая фляга. Он вынул пробку, осторожно понюхал содержимое: в ноздри шибанул едкий дух спиртного.
– Откуда? – спросил он, кое-как отдышавшись.
Бастиан довольно хохотнул:
– С этим пойлом занятная штука вышла: ещё когда мы в Устье к походу готовились, капитан приказал одну бочку медовухи в арсенале спрятать, за фальшивой стенкой. Я сам доски и заколачивал – пока наши дуралеи с береговыми тавернами прощались.
Боцман крякнул, с наслаждением потянулся – Эрван услышал, как захрустели суставы.
– Ну вот. А когда ты нас о камешек приложил, стенка вдребезги, бочонок вывалился, само собой, – и ни тебе капли! Всё на месте, до распоследнего глоточка. Будто пойло само решило – пора, значит. Его ж для того и берегли: окончание похода отметить. Вот ребята и того… отмечают.
Боцман мотнул головой в сторону костров, где нестройный хор закончил горланить «Милую Гвенн» и под хриплый аккомпанемент волынки завёл «Вдовушку из Керуака».
