— Неприятно, да? — осведомился Ланц, с интересом разглядывая книгу. — Видишь ли, — словно обращаясь к Курту, пояснил он, — я не могу изыскать предписания, согласно которому я буду иметь право подвергнуть этого мерзавца настоящему допросу. Увы. Иначе — расходовал бы я на него неделю времени?.. И как следует въехать ему по зубам я тоже не могу — останутся следы. Но вот эта штука неплоха тем, что не оставляет переломов, ссадин, кровоподтеков — вообще ничего. Я могу сделать вот так, — от второго удара Йозеф скорчился. — И он остается чистеньким, как младенец — ни синячка… Убери руки, Йозеф.
Парень сжался, по-прежнему держась за голову, и Ланц снова склонился к его уху.
— Убери руки, Йозеф, или, клянусь, я их тебе переломаю, а потом скажу, что ты упал с лестницы. При попытке побега. Руки!
— Не надо…
— Вот видишь? — вновь обернулся к Курту тот. — Это уже начинает приносить неплохие плоды. Ощущения довольно мерзкие; да, Йозеф? Знаешь, время от времени некоторые следователи пробуют испытать на себе кое-что из того, чем пользуются на допросах. Интересно ведь, в конце концов. Так я как-то попробовал… — он демонстративно поморщился, легонько стукнув себя стопкой листов в лоб, потер его ладонью. — Уф-ф… Противно. Такое чувство, что мозги проваливаются в горло, а потом подскакивают и бьются о череп. Говорят, от такого можно и с ума поехать… Любопытно, сколько ты сможешь выдержать, пока я не услышу то, что хочу?
Он опять замахнулся, и парень, съежившись и снова вцепившись в голову ладонями, вскрикнул:
— Не надо, я все скажу!
Ланц задержал руки, глядя на Курта довольно.
— Вот и все. Пара минут — и он готов… — он шлепнул стопку листов на стол, развернувшись к Йозефу, и приглашающе кивнул: — Давай, парень. Облегчи душу.
— Я говорил правду, — торопливо забормотал тот, уже открыто всхлипывая. — Я не умею ничего такого делать, я не знаю, как колдовать, правда! Я… я убил ее, это я, но никакого колдовства не было!
— Твой приятель соврал, так? — почти нежно поинтересовался Ланц. — Тебя просто не было в его доме в тот вечер?
— Я был у него, был, но не всю ночь… Я не хотел! — почти крикнул тот, и Ланц участливо похлопал его по плечу:
— Спокойно; уверен, ты уже жалеешь о том, что сделал… Давай по порядку. Откуда ты ее знаешь, что вас связывало — только спокойно и подробно.
— Я всего лишь встретился с ней пару раз — и все! — Йозеф вскинул голову, глядя на следователя просительно. — Я просто был… был с ней несколько раз, я ее толком и не знаю! А она вдруг вцепилась в меня прямо посреди улицы, у всех на глазах, и сказала, что в положении… Я собирался жениться, понимаете? На девушке из хорошей семьи; она бы в жизни не связалась со мной, если бы узнала, что у меня ребенок на стороне!
— Продолжай, — мягко подбодрил его Ланц, когда тот замолчал, глядя в пол; парень поджался.
— Я… я предложил ей обратиться к лекарю… чтобы…
— То есть, предложил ей совершить убийство?
Йозеф закивал, не поднимая глаз; Ланц осторожно вдохнул сквозь зубы и, склонившись к нему, тихо спросил:
— И?
— Она отказалась. Потом говорила, что ей ничего не надо; но я-то знаю, что у всех них на уме! В любой момент может постучать в дверь, чтобы требовать денег или еще чего-то; я не мог этого допустить! У меня свадьба через месяц!
— Твой приятель знал, в чем участвует, покрывая тебя? — уже жестче поинтересовался Ланц. — Только не вздумай врать.
— Знал… — чуть слышно отозвался тот. — Мы… мы выпили, и я рассказал ему… о ней. А потом сказал, что готов убить ее — просто это вырвалось, я не собирался… Но потом… Наверное, я просто выпил слишком много… Я встал и сказал, что прямо сейчас пойду к ней и убью. И… пошел…
— Что ты сделал с ней?
— Я… подушкой… — уже на пределе слышимости прошептал тот. — Бросил на кровать, сел коленями на руки и… задушил подушкой…
Ланц отвернулся, прошагав к столу, где все так же молча сидел его сослуживец, и выдохнул, потирая ладонью лоб:
— Запиши признание, Густав. Пусть он его подпишет, и передай ублюдка светским. Это двойное убийство при отягчающих обстоятельствах, но вполне мирское, дальше — не наше дело. Не забудь упомянуть о соучастии его дружка — пусть сами решают, что будут с ним делать.
— А может, ну его? — хмуро предложил Райзе, глядя на всхлипывающего задержанного презрительно. — Взять и его сюда; через пару часов один сознается в колдовстве, другой — в соучастии. С немалым удовольствием поднес бы огоньку этой сволочи…
Йозеф дернулся, глядя на следователей уже с неприкрытым ужасом, и Ланц отмахнулся:
— Не дергайся, парень. Еще надергаешься — с веревкой на шее… Пойдем, абориген.
Курт медленно поднялся, вышел вслед за ним в коридор, обернувшись на пороге; Йозеф Вальзен сидел, скрючившись, закрыв лицо руками и почти плача.
— Вот так и работаем, — сообщил Ланц с тяжким вздохом, прислонившись к стене. — Сваливают к нам всякую шваль; мы бьемся, а светские только обвиняемых подбирают… Попадаются и настоящие дела — по нашему ведомству, но частенько бывает и такое.
— И насколько часто?
— Довольно… — он взглянул на Курта пристально, невесело усмехнувшись: — Ну, посмотрел, как все на самом деле? В академии, небось, не тому учили?
— Всякому учили, — осторожно ответил он, и тот развел руками:
— Ну, мы тут люди простые, академиев не кончали, посему работаем, как умеем. Итак, абориген, пойдешь отсыпаться с дороги, или сперва показать тебе, что у нас тут где и как?
— Сперва показать, — откликнулся Курт, ни на миг не задумавшись, и тут же поправился: — Если я не отрываю тебя от дел.
Ланц отмахнулся, продолжением жеста приглашая идти следом за собою, и двинулся от двери прочь.
— Дел сегодня больше никаких нет, — пояснял он на ходу, придерживая шаг, дабы новичок не отставал от него в коридорах. — Дел вообще негусто. Когда я говорил, что часто выдаются вот такие истории, когда нам приходится разбираться с подобными случаями, к нам касательства не имеющими, я забыл упомянуть о том, что по большей части случаются именно они. Ты, наверное, решил — большой город, большие дела? все то же, что и везде, либо же вообще полная тишь — последнее 'большое дело' было с десяток лет назад… О бунте ткацкой гильдии слышать доводилось?
