– Кого-то они мне напоминают, – почесал в затылке Робер.
Начальник караула дал команду открыть вторую створку ворот, и повозка архиепископа, с трудом протискиваясь между столбами, проследовала внутрь.
Внешняя охрана знала всех рыцарей Акры в лицо и беспрепятственно пропустила братьев Святого Гроба вовнутрь, но там, преграждая посторонним доступ к главной пристани, уже стояло двойное оцепление. Первый его ряд составляли пешие сержанты тевтонского ордена. В их командире, дефилирующем вдоль строя на горячем жеребце, Жак узнал де Варна. Молодой рыцарь, в свою очередь, разглядел старых знакомых, приветливо махнул рукой и указал им в сторону проезда, через который к месту встречи попадали все знатные лица.
Второй ряд оцепления был составлен из наемных копейщиков, подчинявшихся бальи Иерусалима. Их командир был виден даже из-за спин довольно рослых тосканцев благодаря своему росту. Голова рыцаря возвышалась над шлемами, словно он встал на специально припасенный табурет.
– Привет, сир Недобитый Скальд! – перекрывая гул толпы, проорал Робер. – Я смотрю, что ты стремительно делаешь карьеру.
– Да ладно тебе, де Мерлан! – Голос гиганта громыхнул по набережной, отражаясь от стен. Сидевшие на воде чайки с испуганными криками взмыли в воздух. – Граф Томмазо поручил мне обеспечить надежную охрану императора, и, видит бог, я это сделаю так, как положено. Как только вся эта тягомотина завершится, жду вас в «Черном тамплиере». Сегодня меня никто не отвлечет от пирушки в компании старых друзей! А пока подъезжайте сюда, я расчищу вам проезд к тому месту, где стоит патриарх.
Недобитый Скальд начал отдавать распоряжения, которые, к слову сказать, его подчиненные выполняли с полувзгляда, и вскоре рыцари Святого Гроба без особых помех присоединились к тем избранным, что ожидали Фридриха Гогенштауфена прямо под сходнями.
Тем временем имперский флагман, едва не врезавшись бортом в каменный пирс, навис над набережной, загораживая солнце. Не успел он прильнуть к каменному парапету, как портовые матросы засновали, как ошпаренные, принимая швартовы, подавая сходни и раскатывая ярко-красную ковровую дорожку.
Жак спешился, занял место за спинами брата Серпена и Робера – благо малый рост арденнского рыцаря позволял не вытягивать шею – и огляделся по сторонам. Словно отражая расклад политических сил в королевстве, две партии выстроились по разные стороны ковровой дорожки. Высшие тевтонцы во главе со своим гроссмейстером Германом фон Зальцем ожидали рядом с бальи, графом д'Арчерра. Рядом с ними стояли герцог Лимбургский, только что прибывший из Яффы, германские и английские рыцари, а также консулы Пизы и Генуи. Справа и слева от Жака стояли патриарх, Геральд де Лозанн, архидьякон Дагоберт с канониками церкви Святого Гроба, архиепископы Заморья, великие магистры тамплиеров, госпитальеров, лазаритов и ордена святого Фомы Акрского, а также представители бургеров и крестоносных братств. Словно демонстрируя всем свой нейтралитет, в дальнем конце дорожки, не сливаясь с другими рядями, ожидал в окружении многочисленной свиты венецианский подеста.
На палубе корабля загудели фанфары.
– Ну, началось, – повернувшись к Жаку, произнес Робер. – Наконец-то увидим в лицо главного супостата и всю его клику. Так что теперь, брат сержант, гляди в оба.
Не успели отгреметь торжественные звуки, как с корабля на сходни высыпали два-три десятка смуглокожих воинов в чалмах с обнаженными кривыми саблями. По толпе встречающих пронесся недоуменный ропот: «Сарацины!»
– Не беспокойтесь, братья, – Сен-Жермен обеими руками остановил схватившихся было за мечи Серпена с Робером, – это личная гвардия Фридриха. В свое время он даровал сицилийским арабам лучшие земли на юге Италии, и теперь эти воины – самая преданная его охрана.
– Чем еще нас порадует этот папский король? – буркнул Робер, убирая руку с рукоятки меча. – Слонами? Маврами? Гаремом?
Однако ни слонов, ни мавров, ни гарема они не увидели. Сарацины выстроились вдоль дорожки, и с борта начали торжественно сходить роскошно одетые люди. На полшага впереди остальных неуверенными шагами путника, плохо переносящего морскую качку, двигался молодой рыжеволосый, хорошо сложенный человек, на вид лет тридцати. Это и был император Священной Римской империи, германской нации, самый могущественный христианский монарх Фридрих II Гогенштауфен. Присмотревшись внимательнее, Жак понял, что император не так уж юн, а просто в окружении высоких широкоплечих бородачей с гладко выбритым лицом он выглядит гораздо моложе, чем есть на самом деле.
– Маршал Апулии Риккардо Филанжиери, епископ Пуатье, аббат Мирбах, граф де Вюртемберг, Балиан Сидонский… – начал негромко перечислять свиту императора Сен-Жермен.
– Гляди-ка, Жак! – перебивая приора, воскликнул Робер. – Вот уж кого не ожидал увидеть идущим чуть не в обнимку с Фридрихом, так это Жана Ибелина. Если бы я своими глазами не лицезрел выражение лица старого барона, когда он диктовал письмо императору в бейрутской цитадели, ни за что бы не поверил, что совсем недавно они были злейшими врагами.
Церемония встречи началась. Первым как принимающая сторона к Фридриху подошел бальи Иерусалимского королевства граф Томмазо д'Арчерра. Он склонился в глубоком поклоне, что-то произнес и попытался поцеловать руку своему сюзерену, но тот, не дав ему этого сделать, в ответ сказал что-то шутливое и дружески обнял своего наместника.
– Сеньор Акви, Томмазо, связал свою судьбу с юным императором еще десять лет назад, когда все войско Фридриха составляло от силы десяток сицилийцев, преданных его матери, – пояснил Сен-Жермен. – Недавно за верную службу и преданность он получил большое апулийское владение Арчерра, дающее право на графский титул. Сейчас граф Томмазо – один из тех, кто облачен полным доверием императора.
– Честно говоря, – пробормотал Робер как можно тише, так, чтобы его услышал только Жак, – меня гораздо больше, чем все вместе взятые нобили, интересует одна дама, весьма сомнительного благородства.
Включив в свою свиту графа, Фридрих зашагал вперед. Навстречу ему, в сопровождении архиепископов и трех великих магистров, выдвинулся патриарх Геральд. Сделав два шага навстречу друг другу, патриарх и император нерешительно остановились прямо напротив братьев-рыцарей.
Заминка была вполне понятной. Прошлой ночью Жак дежурил в резиденции патриарха и стал невольным свидетелем обсуждения того, каким порядком встречать отлученного от церкви императора. С одной стороны, Геральд де Лозанн отдавал себе отчет, что, следуя букве папской буллы, интердикту должно быть подвергнуто любое селение, в котором находится опальный Гогенштауфен, и он, патриарх, как один из самых преданных сторонников Григория, обязан это сделать. С другой стороны, обойтись с могущественным монархом, словно с наказанным послушником, было глупо и небезопасно. Да и стремление Фридриха в Святую Землю, положа руку на сердце, казалось всем достаточно искренним. Патриарх помнил, как еще в позапрошлом году тяжелобольной император, отложив поход, тем не менее выделил сопровождавшему его Геральду две галеры и надежный эскорт. В конце концов, после долгих споров и препирательств, архидьякон Дагоберт предложил единственно возможный выход. Раз флот с крестоносцами прибыл в Акру, то, скорее всего, за время путешествия и пребывания на Кипре Фридрих мог договориться с папой, и Григорий снял отлучение. Стало быть, необходимо организовать торжественную встречу, а затем действовать по обстоятельствам.
Прямой и недипломатичный Геральд меньше всего думал о далеко идущих последствиях своих поступков, а больше о том, как лучше выполнить волю понтифика, чье слово было для него законом. По этикету встречи короля Иерусалимского, они должны были обменяться братским поцелуем, а затем патриарху полагалось благословить своего монарха. Зная об этом, Фридрих улыбнулся и, раскрывая объятия, сделал шаг вперед.
Три великих магистра, проявляя уважение к иерусалимской короне, опустились перед ним на колени. Геральд испуганно посмотрел на приближающего императора и, явно не собираясь целоваться до получения достоверных сведений о его статусе, попытался отступить, но архидьякон и каноники пресекли ретираду, став позади своего духовного отца несокрушимой стеной. Фридрих, увидев маневр патриарха, остановился, опустил руки и удивленно поднял брови. Не видя иного выхода из сложившейся ситуации, патриарх сотворил рукой неопределенный жест и пробубнил нечто невразумительное, так что его действия можно было истолковать двояко – то ли как благословение, то ли как простое пожелание здоровья. Император слегка скривился, но быстро справился с собой и подавил недовольство.
– Успешным ли было ваше путешествие, сир? – переведя дух, спросил Геральд.
