Первым я прочитал письмо принцессы Катарины. Увы, стиль принцессы наша разлука изменить не смогла. После вступления включавшего в себя аккуратное перечисление всех моих титулов следовал подробный отчет обо всех делах. Если резюмировать эту часть послания, то дела шли хорошо. Доходы росли, увеличивая благосостояние семьи, которая наконец-то увеличилась. Вторая часть письма была, как раз посвящена этим подробностям. Итак, великий герцог Мекленбрга Иоганн Альбрехт III, то бишь я, стал отцом. По поводу рождения первенца звонили все колокола Швеции, и был устроен пышный прием. Крестным отцом был его родной дядя кроль Густав Адольф, а крестной матерью графиня Эбба Браге. Несколько неожиданно. Интересно, что по этому поводу сказала вдовствующая королева Кристина? Впрочем, мой добрый приятель Густав с тех пор как стал королем, гораздо меньше обращает внимания на мнение окружающих его людей. Ага, наконец-то, родился у меня все-таки сын, и нарекли его Карлом-Густавом. Я так понимаю в честь братьев принцессы. Хм, могли бы, конечно, и меня спросить, хотя как? Назвать в честь меня тоже не вариант, в Мекленбурге сейчас целых два Иоганна-Альбрехта, в смысле я и мой Гюстровский кузен, третий был бы явно перебором. В честь моего отца Сигизмундом Августом тоже не комильфо, его в честь польского короля назвали. Ну, ладно, Карл, так Карл. Больше письмо ничего интересного не содержало, очевидно, отправила его дорогая супруга, прежде чем узнала о моей пропаже.
Письмо из Мекленбурга было от тетушки герцогини Софии. В нем она также большей частью отчитывалась о делах в нашем совместном герцогстве. Дела, в общем и целом шли превосходно. Государство наше богатело, подданные процветали и всячески благословляли мудрое правление своих сюзеренов. Пленные поляки большей частью выздоровели, после чего выплатив положенный выкуп и увеличив, таким образом, наши доходы, покинули пределы нашего богоспасаемого герцогства. Некоторые впрочем, имели наглость умереть от ран, совершенно цинично наплевав, таким образом, на свои обязательства передо мной. По счастью самый ценный наш пленник пан Мариан Одзиевский благополучно выжил, чем крайне обрадовал господина фон Радлова ставшего канцлером и по совместительству казначеем Мекленбурга. Ну-ну, я немножко в курсе выздоровления пана Мариана, поскольку успел с ним повстречаться. То еще счастье! Впрочем, хорошо все, что хорошо кончается.
Последним я прочитал письмо матери. Герцогиня Клара Мария сообщала мне о раскладах в Священной Римской Империи. Император встретил известия о моих воинских талантах и дружбе со шведским королем без малейшего воодушевления, хотя никакого повода для неудовольствия у него нет. При католическом венском дворе, вообще, косо смотрят на лютеранский север, а юный, но чрезвычайно прыткий герцог Мекленбурга и вовсе не вызывает ничего кроме раздражения. Посему мне следует и в дальнейшем держаться как можно дальше от католического юга, хотя скоро должны состояться выборы в имперский рейхстаг и в нашем имперском округе многие полагают, что лучшей кандидатуры, чем великий герцог Иоганн Альбрехт им не найти. Разумеется, когда он вернется. Угу, похоже, что в старушке Европе начинаются события, которые, в конце концов, приведут к тридцатилетней войне. Ладно, посмотрим, что из этого всего выйдет. А это что? Известная вам особа, разрешившись от бремени прелестной девочкой, умерла от родильной горячки. Похоронили ее по лютеранскому обряду в Вольфенбютеле подле герцогской часовни. Малышку нарекли Марией Агнессой, и она будет воспитываться в семье придворного моей матушки, которая будет о ней всячески заботиться. А поскольку здоровье у герцогини уже не то, то не худо бы и отцу ребенка побеспокоиться о ее судьбе. Вот так.
В моем воображении живо воскресли воспоминания о том страшном дне, когда я едва не погиб в бою с лисовчиками. Тогда находясь в забытье я услышал голос Марты: - "Принц... мой принц... вы не можете покинуть этот мир и оставить нашу дочь совсем одну. Возвращайтесь и не беспокойтесь ни о чем, ваше время еще не пришло. Я буду ждать вас здесь". Эти слова долго еще звучали у меня в голове, пока новые заботы не сгладили их в моей памяти. Но вот теперь они зазвучали вновь и я, находясь в странном оцепенении, повторял как безумный: - "Марта, моя Марта!"
- Что вы сказали ваше королевское высочество? - обеспокоенно спросил меня зашедший в этот момент Кароль.
Я невидяще посмотрел на него, но потом способность соображать вернулась ко мне и я смог ему ответить.
- Ничего, это ничего. Скажи, а ты нашел тело брата?
Тот непонимающе посмотрел на меня, а тихо сидевший рядом Клим спросил удивленно:
- Вы, ваше высочество, полагали, что Болеслав погиб? Но, он, слава богу, жив, хотя еще и не очень здоров, а то бы был вместе с нами.
- Именно так, мой герцог, - подтвердил его слова Лёлик, - я согласно вашему приказу отходил с региментом к Пскову, когда меня догнал этот русский со странным именем Кондратий. Он сообщил, что появились какие-то непонятные всадники могущие угрожать вашему высочеству, и я рассудил за благо вернуться. Мы скоро нашли место, где они напали на вас и трупы ваших верных драбантов, а затем обнаружили и моего раненого брата. Он был очень слаб и ничего не мог сообщить о случившемся, но я обнаружил следы врагов и долго преследовал их по пятам. Я несколько раз терял след и находил его снова пока, наконец, не настиг. Увы, вашего высочества не было при них и никто из пленных не смог сказать на этот счет ничего определенного.
- Ты догнал Муху-Михальского? - с удивлением воскликнул я.
- Как вы сказали мой герцог? - переспросил фон Гершов, - да кажется, этого негодяя звали именно так. Впрочем он скоро умер хотя я нашел подтверждение того что ему удалось захватить ваше высочество.
С этими словами Кароль выложил на стол передо мной мои допельфастеры и походный несессер с туалетными принадлежностями, найденные когда-то на "Благочестивой Марте". Увидев свои пистолеты, я едва не прослезился, и, схватив их, с радостью почувствовал в руках знакомую тяжесть.
- Совсем забыл, - прервал мой восторг фон Гершов, - там пришел человек очень похожий на тех, которые захватили ваше высочество. Он утверждает, что состоит на вашей службе, однако готов поклясться, что я не видел никогда его раньше.
- Позови его, - сказал я Каролю, и дождавшись когда он вышел, приказал Климу: - подай перо и бумагу!
Вместе с Каролем в шатер вошел Казимир и поклонился мне. Я, подняв на секунду голову, кивнул ему в ответ и спросил:
- Под какой фамилией тебя записать в шляхту?
- Я родом из местечка Михалки и все мы спокон веку зовемся Михальскими.
