Накануне выхода я провел публичное камлание, слепив из песка макет «коровы» в натуральную величину, благо животина эта особой вычурностью силуэта не отличалась. Хотя Витьку и Осакат (такова печальная участь учеников шамана) пришлось вдоволь намахаться лопатами и натаскать воды из океана. Но получилось вполне похоже, и наши охотники под пение всего племени, бой барабана и завывание дудок протанцевали вокруг песчаного холма метров семи длиной, и воткнули в него свои копья. Особо доверенные люди даже метнули в песок гарпуны, чтобы наглядно показать соплеменникам, а главное – Духам, как все это будет выглядеть.
Потом я, завывая и лупя в бубен, потребовал у Духов дать нам знак, если у них есть какое-то сомнение в этичности и правильности подобного рода охоты. Пусть тогда с идеально чистого неба грянет молния и пойдет снег посреди лета. Как говорится, «у кого есть сомнения в этом браке, пусть скажет сейчас или заткнет фонтан навечно». Удивительное дело, но молния не грянула, а снег не пошел. Я даже сам почти удивился этому, хотя и искренне верил в правильность гарпунометания.
Короче, раз даже Духи не высказались против, завтра – Большая Охота!
Провожали нас реально, как на очередную войну. Еще бы – ирокезы вновь шли на битву с морскими чудовищами (помните, как я надрал задницу Ктулху?).
Шли мы на шести лодках, специально разгруженных и освобожденных от товаров на случай, если они в процессе охоты перевернутся и уйдут ко дну. Четыре лодки должны были участвовать в охоте, а две – работать спасателями на случай, если «коровки» обидятся и начнут бодаться. Насчет спасательных лодок подсуетился, естественно, я. Местным на такие изыски было наплевать, а вот мне как-то совсем не светило барахтаться в воде, в тщетной надежде доплыть до берега, пока остальные увлеченные азартом охотники гоняются за вожделенной грудой мяса.
И, естественно, в лодках сидели самые заслуженные и авторитетные воины, отобранные в результате долгих интриг, разборок и по результатам конкурса на длину пениса (в иносказательном, естественно, смысле). Что и говорить, а поохотиться на такую огромную добычу есть сладкая мечта любого дикаря, от которой кипит кровь и кружится голова. Ради такого можно поступиться любыми принципами и предать лучшего друга. (Он поймет, потом. Ведь сам такой же.) Так что нечего удивляться той давке, которая образовалась из желающих поучаствовать в охоте. Скажу только, что из отряда охотников едва не выкинули меня! Меня!!! Который все это придумал! Неблагодарные сволочи.
Несколько часов мы бродили над полями водорослей в поисках добычи. Я психовал, но настоящие охотники были терпеливы, понимая, что охота и поход в супермаркет, – несколько отличающиеся друг от друга вещи. Добыча редко демонстративно лежит на полочках в разделанном и упакованном виде, ожидая, когда кто-то придет с тележкой, чтобы ее забрать. За добычей приходится гоняться, искать и выслеживать.
И вот, наконец, Они! Несколько здоровенных туш, всплывающих на поверхность моря, чтобы глотнуть воздуха, покачаться на волнах и вновь уйти в пучину, где так здорово, мирно и со вкусом обжирать вьющиеся по течению водоросли.
Несколько раз мы пытались к ним подойти, но «коровы» почему-то нас не особо жаловали. Вернее, они вообще нами не интересовались, в смысле, самостоятельно подплывать к лодке и подставлять пузико для ласкового почесывания не спешили. И всплывали каждый раз в новом месте, и почти сразу ныряли обратно, не давая возможности к ним подплыть, что тоже с их стороны было не слишком вежливо.
Тут я, честно говоря, пригорюнился. Кажется, моя идея накрывалась медным тазом. Но вот мои охотнички, в отличие от меня, духом не падали. Их глаза по-прежнему горели азартом охоты и каким-то пониманием. Они обменивались малопонятными мне рублеными фразами и жестами, что-то объясняя, советуясь и подсказывая. Тут уже и я начал замечать, что с каждым разом наши лодки все ближе и ближе подходят к тому месту, где всплывает очередная «коровка». Потом мы вообще почему-то описали большую дугу и начали заходить к пасущемуся стаду с другой стороны. А на мой вопрос «почему так» Лга’нхи лишь досадливо махнул рукой, пробормотав что-то вроде «солнце, тень», и опять устремился взглядом в пучину. Прошла еще пара часов, прежде чем Лга’нхи, Кор’тек и прочие охотники изучили добычу и вычислили алгоритм ее всплывания.
И вот заветный момент – очередная «коровка» всплывает буквально метрах в пяти от бешено несущейся на нее лодки. Лга’нхи сидит на носу с занесенным над головой гарпуном. Но у меня не выдерживают нервы, и я швыряю свой гарпун в качающуюся на волнах спину, едва не переворачивая лодку. И, к моему невероятному удивлению, попадаю! Гарпун пробивает шкуру и втыкается. Лга’нхи что-то злобно шипит и тоже наносит удар, вытянув свою длиннющую руку, кажется, метров на пять. Потом оборачивается ко мне с написанным на лице желанием вышвырнуть меня из лодки, предварительно порезав на ленточки, чтобы «коровы» сожрали меня, приняв за особо мясистые водоросли. Но в этот момент мимо нас из лодки вылетает здоровенный, наполненный воздухом бурдюк, едва не сшибая Лга’нхи с ног, а за ним вылетает и второй. Тут уж нам не до разборок между собой, мы пялимся в несущиеся по волнам поплавки из шкуры оленей. (Это ведь целое искусство – убить животное так, чтобы не повредить шкуру, и содрать ее с туши, не сделав ни единого лишнего прореза.)
Пару раз поплавки скрываются под водой, но быстро выходят на поверхность. Раненая «корова» не стремится уйти в глубину. Я смотрю на это с какой-то дрожью в ослабленных ногах и вспоминаю собственный идиотизм, выражавшийся в первоначальном желании привязать гарпуны к лодкам. И пусть, дескать, зверушка таскает нас за собой. Уж она бы утащила – такая кошмарная мощь!
Еще больше часа мы и остальные лодки преследуем нашу добычу. Еще несколько раз в нее удается воткнуть копья, но они не снабжены зубьями-крючками и потому выскальзывают из тела. Но зато каждая новая рана ослабляет животное. Наконец измученная «корова» берет курс на берег, то ли решив скрыться там от назойливых морских хищников-лодок, то ли просто следуя каким-то своим инстинктам, ищет спасение там, где точно не утонет, – на мелководье.
Мы настигаем добычу. Несколько десятков раз с подплывших вплотную лодок в зверушку втыкаются копья. Потом Лга’нхи прыгает в красную от крови воду и обматывает свободный линь вокруг хвоста зверя, и мы дружными усилиями вытаскиваем ее на берег.
Все жутко счастливы и довольны, и, кажется, Лга’нхи от счастья даже передумал меня убивать за то, что я отнял у него право первого удара. Спасательные лодки уходят за племенем, известить его о Великой Победе, и вскоре нас и тушку животного окружает множество лодок.
Это, блин, триумф! Но мне заранее страшно при мысли, что эту тушу придется как-то утилизировать. Лично я измучен многочасовой греблей и напряжением охоты дальше некуда и, кажется, не хочу сейчас даже шевелиться.
Но «куда» – было. Нам предстоял пир, своей суровостью схожий с десятью днями новогодних праздников Там, у нас. А тот факт, что охотники добыли зверя, еще вовсе не означает, что они избавляются от трудов по разделке туши. Еще несколько часов мы врубались в тушу, вырезая из нее куски мяса и жира все по пояс в крови, одуревшие от запахов. Другие воины перевозили добытое на новый пляж, поближе к месту расположения туши (в процессе охоты мы отмахали от прежней стоянки километров на двенадцать-пятнадцать), а там уж наши бабы варили, жарили, запекали.
Наконец, когда солнце уже почти коснулось воды, мы отправились на пир. Все перемазанные кровью и жиром. И хотя я старательно пытался отмыться от всей этой радости, она, кажется, въелась в каждую пору моего тела. А запасов мыла, увы, оставалось только на медицинские цели.
И лишь когда я присел на почетное место возле Лга’нхи и втянул в себя запахи пищи, то вдруг вспомнил, как же давно я не ел (я же не дикарь какой-то, чтобы жрать здоровущие куски сырого, еще истекающего теплой кровью, мяса), и с остервенением вгрызся в первый кусок. За ним последовал второй, третий, четвертый. Мясо «морской коровы» и впрямь походило на говядину, разве что консистенция была несколько иной. И абсолютно не воняло, чего я, надо сказать, опасался. И я его ел, ел и ел. И все вокруг меня ели, ели и ели. И еда заменила нам даже обычные речи и песни. Иногда кто-то выходил, чтобы поплясать, утрамбовывая в брюхе запиханные туда куски, и снова ел, ел и ел.
Вы не поймете, что такое еда, пока не окажетесь в шкуре дикаря, отхватившего такую добычу. Мы ели еще примерно два дня, будто пытаясь налопаться на всю оставшуюся жизнь. И я, даже понимая, насколько это вредно, не смел обламывать кайф своим соплеменникам. Для них прикончить подобную зверушку – все равно что для моего современника выиграть в лотерею сотню миллионов. Нет, это даже круче. Это чистое, незамутненное налоговой инспекцией и толпами «внезапных друзей» Щастье, и только законченный подонок и враг человечества может в такие минуты настаивать на соблюдении каких-то там диет!
