Великий князь Сергей Александрович растерянно смотрел ему вслед.
С перрона послышался свисток паровоза, лязгнули колёса, и за окном поплыли вагоны.
А Сергей Александрович всё смотрел на закрывшуюся за Николаем дверь.
Вот это да! Ники без году неделя император и уже ему угрожает! Ему, тому, кто выпил с ним немереное количество бутылок на гвардейских попойках! Ему, с кем ходил в шалманы и с кем…
Великий князь задохнулся от бешенства!
Дверь в кабинет распахнулась. В дверях стояла запыхавшаяся Элла.
— Серж! Поезд ушёл без нас! Что ты стоишь?!
Сергей Александрович взял себя в руки.
— А мы не едем. — сказал он спокойно, — нас не пригласили.
В Калинкино, усадьбу титулярного советника Гвидона Ананьевича Максакова, наши друзья собрались прямо с утра. Петров прямо горел нетерпением, так ему хотелось увидеть кровопийцу-эксплуататора.
Родовые гнёзда помещиков, так же, как и крестьянские избы, многое говорили о своём хозяине.
В принципе, общий уклад дворянской жизни был везде одинаков, и разницу обусловливали лишь частные особенности характера тех или иных личностей. Главное отличие заключалось в том, что одни жили "в свое удовольствие", то есть слаще ели, буйнее пили и страдали тоской по "Предводительству", достигнув которого, разорялись в прах. Таким был князь Владимир Александрович Юрский, бывший владелец Гордино.
Другие, напротив, сжимались, ели с осторожностью, пили с оглядкой, скопидомствовали, держались в стороне от почестей, думали не о том, как прославиться, а о том, как бы иметь теплый угол, и в нем достаточную степень сытости.
Усадьба Гвидона Ананьевича не отличалась ни изяществом, ни удобством. Она была устроена прямо в деревне Калинкино, в лощинке, так теплее зимой, меньше задувает ветром, да и за крестьянами удобнее наблюдать. Господский дом одноэтажный, продолговатый, на манер барака, ни стены, ни крыша не крашены, такие же чёрные, как и избы крестьян, окна сдвижные, на французский манер, при котором нижние рамы поднимаются вверх и подпираются подставками. Слева от дома разбит маленький палисадник со стрижеными по-французски кустами, не иначе "модности" привнесли пленные французы, коих в этих местах, после Отечественной войны, было преизрядное множество. Сзади к барскому дому примыкает скотный двор с небольшим прудом, который служит водопоем, и поражает своей неопрятностью, и количеством вьющихся над ним насекомых. Рядом устроен незатейливый огород с ягодными кустами и наиболее ценными овощами: репой, русскими бобами, сахарным горохом, которые подаются в небогатых домах после обеда в виде десерта.
На рандеву поехали в коляске, вырядившись поприличнее, хотя Петров и морщился, разглядывая свой фрак в зеркале. В Калинкино наши друзья получили представление, какой была улица в Гордино, до появления в нем Иванова. Поперечные ямы и продольные рытвины заставляли бричку подпрыгивать и мотаться, как во время хорошего шторма. Тем не менее, Петров с любопытством разглядывал вторую, увиденную им деревню, и невольно сравнивал её с первой. Калинкино проигрывало Гордино по всем статьям. Избы меньше, грязи больше, пространство между изб забором не закрыто, поэтому можно было видеть убогую изнанку мужицкой жизни. Взору представали перекошенные телеги, снопики сена, поленницы дров, немногочисленные куры, роющиеся в навозе, и, самое главное, жители. Даже по наружному виду они отличались от гординцев. Они были и тощее, и малорослее, и казались более измученными, а одеты в совсем уж неприглядное тряпьё. А как испуганно они скидывали шапки, увидя барскую коляску! Петров не знал, что и думать. Лупят их каждый день, что ли?
Когда Савелий остановился у барского дома, Александр сначала не понял, что они уже приехали. К улице Максаковский дом стоял фронтоном, изба, как изба, только побольше, чем другие. Единственное отличие – у крестьян вход откуда-то со двора, а здесь – крыльцо с навесом и окошки чуть пошире. Никаких особенных украшений, портиков, колонн, балкончиков, не было и в помине.
— Это что? — спросил Петров, разглядывая деревянную черепицу и явно прогнувшийся конёк.
— Приехали, — усмехнулся Иванов, — а ты что хотел увидеть? Версаль? Есть и версали, но чаще всего вот так и живут. Это ещё считается более-менее. Одна усадьба, одна семья. Бывает, четыре-пять усадеб стоят рядом, буквально через дорогу. И это терпимо. А бывает коммуналка. Две семьи в одном доме. То ещё помещичье счастье.
— Врёшь! — не поверил Сидоров.
— Ещё не вечер. Поездите по округе, сами увидите.
— Опять ничего не понимаю, — замотал головой Петров, — в моём представлении, у помещика обязательно должна быть белокаменная усадьба с колоннами, слугами, тройками лошадей, а это что за сарай?
— Ну, если полистать наши глянцевые журналы, так все Дорр-огие Ррр-осияне живут в двухсотметровых студиях свободной планировки с видом на Кремль. Много ты читал репортажей из двухэтажек, которые немцы после войны построили, где из коммунальных удобств – только электричество? Это же неинтересно. Так и тут, все писатели, которых ты читал, описывали богатые особняки, кому придёт в голову описывать такую трущобу?
Вернулся Савелий и сообщил, что их ждут. Никто из хозяев не вышел, и гости, в недоумении, проследовали в дом.
Пройдя по темному коридору с колеблющимися полами, наши друзья вошли, в довольно светлую комнату, в которой бревенчатые стены были отёсаны, и казались выложенными из бруса. Когда-то эти стены были даже выкрашены, но древесина давно впитала краску, и теперь темнела пегими пятнами.
Всё семейство Максаковых было в сборе. Глава семейства, Гвидон Ананиевич, высокий, сухопарый старик, шестидесяти или около того лет, с рублёными чертами лица, был одет в синий вицмундир с ярко начищенными пуговицами, на шее – туго завязанный белый бант, в петлице – маленький красный крестик ордена Святого Станислава. Он стоял за большим обеденным столом, накрытым белоснежной скатертью и абсолютно пустым, сжав сухими костяшками пальцев высокую, резную спинку стула и неприязненно, опустив уголки рта, смотрел на вошедших. Дочери были ему под стать, высокие, неуловимо на него похожие, смотрящие так же сурово, одетые в строгие платья тёмных тонов, без излишеств и украшений. И только жена Максакова выделялась из этого гвардейского строя. Маленькая старушка робко пряталась за спины дочерей, и сначала её не было даже видно.
— Никогда-с и ни за что-с! — громко и торжественно провозгласил старик, когда Иванов, слегка смущенный арктическим хладом оказанного приёма, представил друзей и озвучил цель визита, — вам я не продам-с!
