– Именно это в первую очередь заботит мою государыню, – подхватил англичанин.
– Нам отрадно слышать, что сестра наша Анна столь озабочена делами, далёкими от английских границ. – Терпению василевса всё-таки наступал конец. – Убеждён, что сие нападение и переход массами ливонских войск российского рубежа не оставляет нам иного выхода, кроме войны до победного конца. Честь России оскорблена и требует удовлетворения. С радостью предложу всем послам совершить поездку в действующую армию и на месте исследовать обстоятельства случившегося в ночь на тридцатое октября. Нет сомнений, что непредвзятое изучение всех свидетельств подтвердит: вина лежит на ливонской стороне. Мы долго, очень долго ждали ответа на Манифест наш от второго сентября, однако и Ливония, и опекающая её Пруссия отмалчивались. Так что, любезный лорд, очень скоро, к Рождеству – уж точно, мы будем сообщать свежие вести из Млавенбурга, хотя переданные телеграфом новости не столь надёжны, как посланные с фельдъегерем.
Голос василевса крепчал и под конец стал просто грозным. Лорд Грили, однако, внимал, как и положено опытному дипломату, хладнокровно, с почтением глядя на государя и поминутно кивая.
– Ваше величество, от всей души благодарю вас, что сочли возможным поделиться с вашим покорным слугой сиими известиями. Хочу лишь сказать, что в лице моей королевы вы найдёте самого горячего поборника мира и справедливости.
Государь, по-прежнему глядя поверх головы посла, в сто первый, наверное, раз благожелательно кивнул.
– Замечу лишь, что полученные нами известия могут разниться в деталях, суть же одна: фон Пламмет навязал корпусу его сиятельства князя Шаховского изматывающее приграничное сражение. Сведения же, что фон Пламмет сам подвергся атаке с российской стороны…
– Никто не может того утверждать! – перебил посла государь, и Николай Леопольдович с тревогой заметил, как василевс стал было наклоняться вперёд. Нет, овладел собой Арсений Кронидович, вновь откинулся назад как ни в чём не бывало.
– Конечно, ваше величество, – охотно согласился Грили. – Я безмерно рад, что не явился дурным вестником. – Англичанин сохранял полную невозмутимость, а ведь его застигли врасплох. Поймёт ли он, в чём дело, или будет грешить на пруссаков или французов? А вот с телеграфом худо, с телеграфом, паровыми машинами и оптическим стеклом. Храбрость, она города всё ещё берёт, но цена становится неподъёмной…
– Сей прискорбный инцидент, – Грили скользил будто в вальсе по вощёному паркету, – лучше всего разобрать на заседании авторитетного дипломатического собрания, сиречь Брюссельского арбитража. Я же лишь хочу смиренно заметить, что события в Ливонии приобретают крайне опасный для столь ценимого всеми европейцами мира характер.
Позволю себе также выразить сомнение, что генералу Шаховскому удастся теперь беспрепятственно дойти до Млавенбурга. Прольётся много невинной крови, что, не сомневаюсь ни на миг, повергает ваше величество в столь же глубокую скорбь, как и её величество Анну, и его величество Иоганна. Со своей стороны хотел бы выразить искреннее и горячее стремление всемерно послужить к примирению двух держав, сколь бы ни рознились их размеры и сила. Если на то будет воля вашего величества, сношения с Берлином можно было бы устроить посредством ревельского телеграфа…
– Мы высоко ценим ваши намерения и деяния сестры нашей Анны, – Арсений Кронидович всё же чуть подался вперёд, – но пока мы не видим смысла в обращении к брату нашему Иоганну, тем паче при помощи посредников. И мы надеемся на понимание и поддержку позиции нашей в Брюсселе.
– Я испытываю те же надежды, – отчеканил посол, а что ему оставалось делать? – Однако следует принять во внимание, что занятие войсками вашего величества Млавенбурга нанесло бы тяжкий удар европейскому равновесию. Восточно-прусские владения его величества короля Иоганна оказались бы окружены с трёх сторон землями, где стоят российские войска. Таким образом, демарш фон Пламмета, вполне возможно, будет представлен в Брюсселе как действия, продиктованные опасениями за целостность прусских границ.
– Разве мы сказали, что уже согласны представить сей спор на суд Брюссельского концерта великих держав? – слегка удивился василевс. – Действия фон Пламмета, разумеется, найдут немало оправданий со стороны наших недоброжелателей, к коим, уверен, не присоединится кабинет сестры нашей Анны, однако и наш Манифест объясняется исключительно невыносимыми условиями, в кои поставлены наши единоверцы, – отрезал Арсений Кронидович и поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. Лорд торжественно поклонился, заверил в том, в чём был обязан заверить, и скрылся за дверью. Завтра во дворец сбежится ещё три десятка дипломатов, но это уже дело фон Натшкопфа.
– Автандил! – Государь распахнул дверь в буфетную. – Где тебя носит?! Перцовой и закусить… Убил бы, вот взял бы и убил… Что нам и даже немцам твоим кровь, то этим – барыш!
Николай Леопольдович не ответил. Не из-за немцев, которые и впрямь были «его», просто устал, да и ответа крик государя не требовал. Ярость искала выхода, и хорошо, что лорд её не увидел.
– Скотина плешивая. – Василевс глубоко вздохнул и передёрнул плечами. – Прав ты с Орловым, без телеграфа этого чёртова не обойтись, тем паче на наших дистанциях. Завтра же велю строить, но что же Шаховской? Где вести?!
– Узнаем всё завтра ввечеру, – обнадёжил Николай Леопольдович. – Или послезавтра, дольше не затянется… Только, боюсь, не врёт фон Пламмет, что сотворил, о том и доносит…
– Ну нет, Никола, – набычился Арсений Кронидович, – не может оно так… Что напал, нечистый с ним, готов поверить, кони и те бесятся. Но чтоб наши, да побежали?! Двадцать тысяч в авангарде отменного войска! Югорский батальон – лучший из стрелковых! Володимерцы… Ах да, – василевс оборвал себя, вспомнив, что об этом уже говорил, – наши с тобой, капказцы… Неужто могли они рассеяться, хоть бы и перед Пламметом?! Врёт немчура, а ты и поверил…
«…И поверил», – вздохнул про себя Тауберт. Рад бы не верить, да по должности положено – верить всему плохому и принимать меры, чтобы то плохое так и осталось бы неправдой.
– Орлов ведь знает? – через плечо бросил государь.
Орлов, если добрался уже до своего кабинета, знал, но Тауберту, чтобы успеть к василевсу, пришлось посылать к военному министру фельдъегеря с особым пакетом, запечатанным и прошитым по всем правилам. Источник Тауберт благоразумно не назвал и пакет настоятельно просил немедленно уничтожить – секретаря Уорфилда надо было спасать во что бы то ни стало.
