— Я как пионер, всегда готов, — не выдержав, хохотнул Семен.
Штурм русских позиций продолжался уже четвертые сутки. Все это время японское командование раз за разом бросало войска в самоубийственные атаки, вводя в дело все новые и новые части. Иные подразделения попросту прекратили свое существование, в иных едва ли оставалось по десять процентов от первоначальной численности. Японские стрелки подобно самоубийцам бросались в смертельные атаки, каждый раз вплотную приближаясь к позициям русских, казалось бы еще немного, еще самую малость пехота ворвется в траншеи, а уже потом их никому не удержать. Тот момент когда они смогут таки сойтись в штыковой, будет смертельным приговором для русских, как это уже было на тафаншинских позициях. Но этого не происходило.
Самый лучший результат это подобравшиеся вплотную несколько рот на левом фланге, там русские временно остались без поддержки моряков, ушедших для пополнения боезапаса. Однако этот успех оказался иллюзорным. Как только противник приблизился на дистанцию броска гранаты, в рядах нападающих начали рваться снаряды этой карманной артиллерии. Тяжелые чугунные осколки выкашивали людей ничуть не хуже пулеметов или артиллерии, при удачном попадании одна такая граната могла поразить до десятка солдат.
И вот наконец настал момент, когда количество отчаянных голов значительно поубавилось, они пополнили ряды погибших и раненных. Атаки японцев потеряли ту ярость и накал что были прежде. Все указывало на то, что противник наконец все же выдохся. Русские же к этому моменту задействовали едва три полка, которые за эти дни были измотаны и избиты, потеряв чуть не половину личного состава, но так и не пропустили через себя наступающего противника. Кондратенко несколько раз был уже готов бросить в дело резервы, но всякий раз командирам обороняющихся полков и их личному составу удавалось выправить положение.
В частях уже началось брожение. Люди уже четвертые сутки наблюдали за тем, как их товарищи прилагая огромные усилия продолжают удерживать позиции, а они в это время отсиживаются в тылу и ничего не предпринимают. Не прибавлял настроения и постоянно текущий с передовой поток раненных, которых после оказания первой помощи тут же грузили в вагоны и отправляли в Артур. Вид раненных не вносил смятения в сердца солдат, он только разжигал злость. Да что же это творится-то? Вот при Александре Викторовиче, царствие ему небесное… А тут…
— Сережа, а может ну его. Давай по быстрому организуем тебе ранение и иди в госпиталь.
— Ты за кого меня принимаешь Гризли? Да как ты…
— Не кипятись Сережа. Хочешь думать обо мне как о наседке, пожалуйста. Но посмотри на это и с другой стороны. Старуха прогибается, якорь ей в седалище, только там, где оказываемся мы. Вот влез Антон в морскую баталию и от атаки камикадзе вышел только пшик. Влезли мы в события на Квантуне и топчутся японцы у перешейка, шагу ступить не могут. А нет никого из нас у Куропаткина и он зараза, даже при куда меньшей обеспеченности японцев проигрывает им один бой за другим. А что если нас там обоих накроют? Как тогда будет?
— Значит, о деле думаешь?
— И о деле тоже. А потом, мне будет куда спокойнее, если я буду знать, что если случись что, о наших семьях позаботится никакой-то там дядя, а ты.
— А почему не ты?
— Потому что я изначально поддержал эту затею, потому что я имею куда больший боевой опыт, потому что я в конце концов в отличии от тебя обученный боец.
— Все так, Семен. А как ты думаешь, смогу я после этого жить? Каково оно мне будет, ты об этом подумал? Одно дело, если свалит в бою, приложило, оказался на больничной койке, другое вот так вот. Э-э, даже не думай, медведь тупорылый. Я те тогда пулю в лоб закатаю, а не в плечо.
— Все, все. Нет дурных мыслей. Но неправильно это Сережа.
— Нормально. А вдруг под напором сразу двоих, у нее наступит перелом и она окончательно сломается. Такое ты не допускаешь?
— После того, что с нами случилось, я уже допускаю все что угодно. Вот только понапрасну рисковать не хочется.
— Посмотри на это и под другим ракурсом, быть может именно то, что мы оба премся в эту авантюру в первых рядах по большому счету и убедило Макарова и Кондратенко в нашей правоте.
— А правы ли мы? Может это станет гибелью крепости, вот возьмут самураи и выстоят, а потом ломанутся снова в последний и решительный, а наши возьмут, да и не выдержат. Кто сказал, что мы лучше всех знаем как нужно действовать?
— А я и не говорю, что знаем. Просто мне кажется, что ты был прав. Времени у нас совсем не осталось, направление изначально нами было взято не то, остается ломать через колено. Не знаю как там будет у японцев, но для нас это и впрямь, последний и решительный. Либо она здесь и сегодня переломится, либо все зря и эта война закончится так как и положено, только с куда большими жертвами.
— А ведь если бы ты согласился, у нас был бы еще один гарантированный шанс. Ведь теперь-то мы знаем, как надо действовать. У нас будет целая киноиндустрия, синематографы по всей стране, палит агитки, просто патриотические фильмы, документальные фильмы о происходящем заграницей, чтобы сбить спесь и тупость с нашей интеллигенции. Наймем кучу борзописцев по всему миру и пусть клепают статьи на благо России, нет, откроем свои газеты. Раскроем глаза на наших революционеров. Вон про Ковальского фильм сняли, теперь его переправят в Питер и Москву, не думаю, что народу это понравится. Это же сколько можно наворотить.
— Вот если выживем, займемся. И не смотри на меня так. Если нет, эвон Варламу подробную инструкцию расписали, как что и зачем.
— Варлам, не то.
— Семен, вот умеешь ты настроение добавить. Тут вот-вот в бой, а он стонет, как раненный поносом в самую… Иди вон, лучше займись своим батальоном.
— Ротой.
— Это ты им рассказывай.
Выдвигаться было решено в три эшелона, без артиллерийской подготовки и вообще с минимумом шума. Первым по путям должен был проследовать один паровоз, с двумя добровольцами, они должны были проверить целостность пути, конечно парням не позавидуешь, случись путь нарушен, но они знали на что шли. Далее шел фронтовой бронепоезд 'Стерегущий' ощетинившийся во все стороны орудиями и пулеметами. Уже следом за ним двигался состав состоящий из платформ обложенных мешками с песком и блиндированных вагонов, которые были изготовлены для КВЖД еще в довоенное время, только у них срезали верхнюю часть, чтобы уменьшить площадь и увеличить свободу маневра, тем более что бронированной была только нижняя часть до окон.
Далее за этими составами выдвигались 'Квантун' и 'Ляодун', на них возлагалась задача по артиллерийской поддержке выдвигающихся частей. Уже следом за ними шли два состава с первой и второй подвижными батареями, это шестидюймовые мортиры установленные на обычные двухостные платформы и обложенные шпалами, всего шестнадцать орудий. Их дальности в семь с половиной верст было вполне достаточно, для осуществления артиллерийской поддержки.
