— Быстрее, государь, они ворвались в опочивальню императрицы!
Окидываю окна на третьем пролете и с ужасом понимаю, что времени осталось с гулькин хрен, или и того меньше…
— Делайте что угодно, но только спасите, — рычу в ответ, срываясь с места.
Вот только впереди уже несется будто табун коней преданные телохранители, они мимоходом оттеснили часть гвардейцев-семеновцев, попавших в Кремль вместе с нами. И ведь понимаю — не виноваты они в случившейся трагедии — разумом знаю, а сердце не принимает, отказывается доверять полностью. Посему и чувствую спокойней в окружении нарушкинских бойцов: верных, опытных и надежных как гранитная скала.
В коридорах на каждом углу попадались мертвые тела врагов, кое-где попадались изрешеченные пулями или порубленные десятком клинков защитники. Видно, что оборонялись не жалея ни себя ни тем более противника. Но силы заведомо оказались неравны…
— Скорее, мать вашу! — подгоняю я бойцов, перескакивая одним махом пяток ступеней.
До опочивальни Оленьки осталось меньше сотни метров — мелочь казалось бы, но когда на кону жизни родных каждая секунда промедления может оказаться последней.
Впереди внезапно вспыхнула скоротечная схватка. Выстрелы, сабельная сшибка и мгновенно разлившаяся патокой тишина, изредка нарушаемая отдышкой бойцов.
— Сдавайтесь и тогда вам оставят жизнь, — без намека на эмоции предложил бунтовщикам Михаил Нарушкин.
И ведь каков шельмец — десять секунд тому назад бежал рядом со мной, а как понадобилось, вырвался вперед. Ну что ж, пусть проведет переговоры, время потянет, авось поведутся ублюдки. Нет нарушать слово я бы не стал — раз переступив черту обратной дороги не будет, но вот устроить так, чтоб до последних минут жизни бандиты проклинали свою участь мне под силу.
— Зови государя, с тобой лясы точить мне не с руки, — рыкнул в ответ заправила бандитов.
— А ты не много ли хочешь, смерд? — панцирь отчужденности треснул и голос Михаила зазвенел от неприкрытой злобы.
— Ого-го каков пес! — рассмеялся главарь. — Ты еще гавкни на меня. Все утомил — умолкни и зови государя!
Нарушкин на сей пассаж не ответил, но если б взглядом можно было бы убивать: бандит преставился бы в тяжких муках в тот же миг.
— Кто тут такой разговорчивый?
А что меня звать, если я рядом стою. Вон пара шагов и внимательно гляжу на главаря бандитов, держащего подле себя мою ненаглядную Оленьку, кривой кинжал в локоть длиной замер в миллиметре от шеи любимой. В двух шагах от них стоят Ярослав с Иваном: оба чуток растерянные, но готовые защищать маму до последнего. Вот только никто им этого не позволит — подельники аль подчиненные главаря держат их больно надежно.
Сердце сжимается от одной мысли, что может пролиться кровь близких, но и слабину дать нельзя — аукнется потом так что любое восстание покажется детской игрой в песочнице!
— Ну слава Богам, явился…
Атаман, или как его еще назвать не знаю ощерился, в серых рыбьих глазах вспыхнула радуга безумства и тут же пистоль, что до сего момента плотно прижимался к спине императрицы вынырнул у нее из под локтя. Дуло смотрело прямо мне в живот. От неожиданности я будто одурманенный глядел на металлическую трубку с насечкой, но даже понимая, что медлить нельзя заторможено смотрел на оружие, не в силах сдвинуться с места. И ведь какое скотство — в бою не единожды Старухе с Косой в лицо глядел, а тут как юнец розовощекий духовно опростался…
Выстрел!!!
Сбоку прилетел сильный удар, да такой, что я не удержался и отлетел к стенке коридора. Мгновением позже послышался свист рассекающих воздух метательных ножей. Смачные удары, бульканье и глухие удары тел о деревянный настил.
Произошло все так быстро, что я пару секунд не мог понять, что случилось и почему тело не болит от ранения? Аккуратно ощупываю себя едва ли не с головы до пят, но ни одного мокрого пятнышка, к тому же боли от ранения нет, лишь плечо саднит от удара, да бок ноет.
— Уводите наследников! Лекаря сюда!!
'Что?!'
Вскакиваю с пола, уже не замечая боли, бешено гляжу на людскую кучу-малу, образовавшуюся в проходе, где еще недавно стоял разговорчивый бандит.
Ярослав с Иваном уже окружены телохранителями, лишь глазенками хлопают, пока еще не поняв окончательно, что произошло.
— Детей в их покои, приставить охрану и вызвать Игнатьева, пусть осмотрит, — приказываю бойцам, сам же направляюсь к лежащей на спине жене…
Приталенное розово-абрикосовое платье залила алая кровь, всю левую сторону: от шеи до пояса.
Мое сердце казалось вот-вот остановится, но неожиданно Оля заговорила:
— Рана неглубокая, уж мне можешь верить, главное кровь остановите, как Гариэнтос учил, тогда все хорошо будет.
По тихому голосу любимой было видно, что сил у нее осталось чуть-чуть, потеря крови велика. И ведь паскудство — я без понятия, что делать в таких случаях, ну не на шею же жгут накладывать?
Вдруг меня кто-то настойчиво подтолкнул под локоть, а затем вовсе отодвинул от Оли. Я на подобную дерзость хотел было осерчать, но увидел знак медика: алый крест на черной форме телохранителя мгновенно остыл. Каждый должен заниматься своим делом, в том который он мастер.
Лекарь достал из сумки тонкую полоску льняной ткани, ловко сложил до состояния плотной скатки, после чего приложил ее к ране.
— Олег, зафиксируй, — приказал лекарь стоящему рядом с ним бойцу.
Тот достал еще одну полоску ткани и начал аккуратно наматывать на шею, при этом плотно фиксируя скатку на ране.
— Кладем на носилки на счет два. Раз… два. В операционную несем, зовите травниц и старика — придется шить очень быстро!
Меня быстро оттеснили от Оленьки, идти вместе с ней не позволили, мягко намекнув, что буду мешаться. Ну что ж, они правы.
Между тем заметил, что на месте остался еще один лекарь, возясь рядом с Михаилом Нарушкиным. Левая рука у него была залита кровью, с предплечья до ладони. Командир телохранителей морщился и шипел, но лекарь был неумолим — внимательно осматривая рану, попутно обрабатывая ее спиртом.
— Тебе повезло, командир, пуля прошла на вылет — кость не задета. Ну а мясо нарастет, месяца через два рука будет как новая.
— Лешка, скорей уже заматывай!
— Уже, надо только края сшить, да мазь наложить, чтоб заражения не случилось.
— Живодер.
— Не без этого…
Я подошел к Мише. Положил руку ему на плечо и легонько сдавил.
— Спасибо.
Нарушкин улыбнулся.
— Моя жизнь в том чтобы защищать тебя — государь. А рана… да хрен с ней, авось не первая и не последняя. На тренировках и хуже бывало.
