— Плевать! Денек будет мерзкий, пусть лучше он канет в забвение как можно скорее…
Сэр Клайд опрокинул в себя второй бокал, а затем и третий. Перед глазами появилась легкая дымка, и разум погрузился в состояние полудремы: идеи, домыслы, заботы — все отступило, давая послу насладиться алкогольной безмятежностью. И плевать, что после он будет сожалеть о проявленной слабости, главное, что сейчас он отринул все прочь!
12 мая 1716 года от Р.Х. Москва. Резиденция Князя. Раннее утро.
Трехэтажные хоромы еще до первых петухов пребывали в состоянии тихого ужаса. Хозяин гневается! А когда такое происходит, плохо бывает всем: и виновным и случайным. Любому кто попадется на глаза князю.
Разве что домашние могут чувствовать себя в относительной безопасности, хотя порой и им достается, бывало, прикажет в сердцах высечь ради разумения, и даже остыв, не меняет решения. Единожды такое с самим наследником произошло, когда тому одиннадцатый год шел, с того времени он к отцу старается в такие моменты вообще на глаза не показываться. И правильно делает, этот ход всем бы домочадцам перенять, но нельзя — работа должна выполняться постоянно, иначе смерть покажется манной небесной для ослушавшихся!
— Гришка! Тварь ты неблагодарная, куда делся?! Бегом ко мне! — глас Хозяина разносился по терему с кладовой до конька крыши, заставляя всех: от челядинца до жены Софьи содрогаться и молиться Богу, дабы смиловался и остудил разъяренного властителя.
А упомянутый Григорий Отроков меж тем несся в комнату своего господина не глядя под ноги — лишь бы поспеть как можно скорее. И угораздило же его отлучиться на задний двор в такой момент!
— Я тут, твое превосходительство! — отрапортовал он даже не переступив порог.
— Ты где шляешься, остолоп? — неожиданно тихо, с присвистом спросил князь своего верного слугу, обязанному ему по гроб жизни.
— Прошу извинить… — склонился Григорий.
— В городе творится черт знаешь что — скорбные разумом решили устроить у меня под носом настоящее восстание. И представь себе мои чувства, когда подобное происходит без моего ведома?
Князь продолжал говорить все так же тихо, но в голосе его все больше проскальзывали змеиные ядовитые нотки. Подобное заметит любой хоть раз потревоживший покой древесной гадюки в солнечный день подле нагретого камня.
— Людишки донесли совсем недавно. Гонцы на склады отправлены, охрана предупреждена — любых незваных гостей встретят пальбой и поднимут на копья.
— Дурак! На кой люд мне твои склады?! Ты понимаешь, что если сейчас случится непоправимое — молокосос нас со свиным дерьмом смешает. Его ищейки всего полгода как рыть под нас перестали и тут такое.
Князь замолчал, побарабанил по столу костяшками пальцев и глубоко вздохнул, глядя невидящим взором на черный лакированный стол из мореного дуба. Григорий в такие моменты притворялся истуканом — знал, что Хозяин изволит думать и лучше для бренного тела ему не мешать. И плевать, сколько времени займут размышления: раньше положенного он даже с места не сдвинется.
Вдалеке раздались едва слышные крики и раскаты многочисленной пальбы.
'Могли людей и не гонять, вон все и так слышно', - невесело подумал Отроков, а чуть погодя ор поднялся уже на их улице, правда, сразу прекратился. Сторожа в этих местах бывалые — сначала бьют, а потом уже беседы ведут.
— В общем так. Бери полсотни стражи и выступай к Кремлю. На глаза никому из этих скорбных разумом не попадайся. Если подвернется случай — поможешь гвардейцам, если нет — любой ценой захвати хотя бы одного командира бунтовщиков.
— Я могу идти?
— Ты лететь уже должен! — громыхнул князь, нахмурив брови, так что они сошлись на переносице.
Но Григорий этого уже не видел — несся сломя голову во двор. Там в ожидании сидела дюжина битых жизнью воинов, некогда служивших в стрелецких полках, а затем перешедших на службу к родовитому князю.
Через минуту с территории вышла половина во главе с Отроковым, остальные бегом выскочили через заднюю калитку и направились в соседние подворья — собирать остальных стражей.
Вопросов верные служаки не задавали, привыкли держать язык за зубами, они по приказу могли рубиться в одном строю с вчерашними бандитами, а завтра этих же бандитов развесить по березкам. И никакие угрызения совести им не страшны — столь пагубные для служивого воина эмоции вытравливались довольно жесткими методами, ну а если же нет, то воин быстро становился случайной жертвой. Благо, что желающие попасть в стражу князя не переводились никогда.
Отряд пробирался до конечной цели околицами, стараясь оказаться в нужном месте как можно скорее. И если б они выдвинулись хотя бы на полчаса раньше, то может статься и успели. Вот только в данный момент они явились, дабы стать невольными участниками бойни, разворачивающейся на площади перед Кремлевскими стенами!
Бум-бум! Бум-бум! Бум! Треск и грохот!
Это бунтовщики, наконец, взломали створки кремлевских ворот. Радостный ор разнесся над половиной города, но тут же сменился частыми выстрелами и проклятиями. Гвардейцев просто так не взять и пойти на них нахрапом далеко не лучшая идея.
Вот только Гришка видел то, чего не могли заметить защитники Кремля — народу против них скопилось слишком много. И ладно бы простое отребье — его разогнать и плетьми можно. Костяк бунтовщиков составляли понюхавшие крови вояки, умеющие держать строй, прикрывающие спину товарищу и самое главное — не теряющие головы в бою.
'Пора!' — подумал Григорий.
И будто почуявшие кровь волки насторожились княжеские бойцы. С губ Отрокова уже почти раздался приказ на выдвижение, когда из-за угла донесся громоподобный цокот сотен подкованных копыт.
На площадь, будто демоны из Бездны влетели семеновцы с палашами наголо. Они рубили всех кто попадался на пути. Не прошло и минуты, как ослепленная яростью и вседозволенностью толпа превратилась в паникующее аморфное Нечто пытающееся забиться в самый темный угол, прочь от Старухи с косой.
Вот только кто же им это позволит? На сей счет у молодого императора было свое виденье. Пощады никто из бунтовщиков точно не заслужил.
— Руби их! Коли! Дави!
— Слева, слева загоняй! Ни одному псу не дать уйти! Все животом ответят!
— Прошу у меня дети…
— Не надо!
— Я случайно здесь оказался, прошу…
Команды офицеров смешались с мольбами бунтовщиков, впрочем последние никто не слушал. Все гвардейцы получили четкий, ясный приказ — уничтожить всякого кто окажется с оружием в руке и любого, кто окажется перед Кремлем.
