Очевидно, мгновенная гибель флагмана произвела на экипаж «Принца Уэлльского» неизгладимое впечатление. Во всяком случае, он даже не попытался продолжить бой, а, выжимая все, на что способны были его машины, рванул прочь. Увы, его скорости для этого оказалось недостаточно, и гром орудий не прервался ни на минуту. Еще через час ожесточенного боя лишившийся всех орудий главного калибра и расстреливаемый в упор британский корабль начал ложиться на борт и вскоре перевернулся. Из его экипажа удалось спасти чуть более трехсот человек, и на этом самое тяжелое с начала войны морское сражение закончилось.
Выйдя на полуразрушенный мостик все еще дымящегося линкора, Колесников осмотрелся вокруг и снял фуражку. Пальцы скользнули по неприятно мокрой ткани, и только сейчас он понял, что вспотел, как мышь. Спине от ветра моментально стало холодно, однако, прежде чем идти переодеваться, следовало принять доклады, сориентироваться и отдать приказы. Впрочем, решение было единственным – идти домой. Вопрос только, в какой порт.
Расклады оказались не то чтобы катастрофическими, но и не самыми лучшими. Все корабли, кроме авианосца, имели серьезные повреждения, все корабли линии – подводные пробоины. Снарядов на «Бисмарке» осталось по восемь-десять на орудие, у остальных тоже не лучше. К счастью, несмотря на потерю части топлива, его все еще оставалось в достатке, и Колесников принял решение возвращаться в Киль. Приказ его был исполнен в точности и с энтузиазмом – устали все, и люди, и корабли. Переход до базы прошел без проблем, если не считать за таковую небольшой шторм, однако наложенные на пробоины пластыри выдержали удары волн. Преследовать же их у британцев было фактически некому, практически все быстроходные корабли уже лежали на дне, а гоняться за немецкой эскадрой с тихоходными «нельсонами», даже сейчас, учитывая полученные немцами повреждения, было занятием неблагодарным. В результате все шесть кораблей вначале благополучно отошли за завесу германских подводных лодок, после чего могли больше ничего не опасаться. Уже успевший стать в Германии, да и во всем мире, легендой, рейд закончился.
– Ты глянь, как они меня! Две недели успокоиться не могут.
– А чего ты хотел? – поинтересовалась Хелен, усаживаясь на подлокотник кресла и ловко забирая из рук адмирала британскую «Таймс». Несмотря на войну, достать вражеские газеты, причем свежие, всего-то трехдневной давности, для тех, кто имел право на их чтение, сложности не представляло. – Действительно. Пират и военный преступник, надо же.
– Да пускай их, – махнул рукой Колесников. – Что им еще остается? Только щериться из подворотни. У вас, у русских, кажется, говорят, собака лает – ветер носит?
– Так и говорят, – кивнула девушка. – Ты поразительно быстро осваиваешь язык. А говорят, что он сложный.
Еще бы, подумал адмирал. Особенно если учесть, что я его изначально лучше тебя знаю. Вслух же, уходя от скользкой темы, сказал:
– Я вообще способный. Кстати, мы через полчаса выезжаем. Ты не забыла еще?
– Ой! – и Хелен заметалась так, что, показалось, будто по комнате пронесся небольшой ураган. Колесников улыбнулся. Как мало надо журналисту для счастья. А всего-то пообещал устроить ей интервью лично с фюрером. Тот, кстати, сам намекнул, что не против – хорошо понимал, что лишнее появление в прессе, особенно если оно завязано на модного и еще не успевшего примелькаться журналиста, всегда хороший ход для политика. А может, это ему Гиммлер деликатно подсказал – он что-то последнее время с Геббельсом не слишком в ладах, так что мог сделать легкий пиар даме, к Министерству пропаганды отношения не имеющей. Почему не воспользоваться ситуацией, если тебе это ничего не стоит? Так что давай, звезда журналистики, собирайся. Это мужчине и военному достаточно мундира, а тебе только макияж накладывать куча времени уйдет. И, кстати, поторопиться придется – вон, уже Вальман приехал…
Акулы пера на приеме у фюрера к новенькой в своих рядах относились спокойно-безразлично. Ну подумаешь, еще одна мелкая звездочка… Так продолжалось ровно до тех пор, пока журналисты задавали дежурные вопросы и получали на них дежурные ответы, а вот после этого они все дружно начали смотреть на Хелен, как на врага народа. Почему? Да потому, что она в течение пятнадцати минут находилась в одном кабинете с Гитлером, да и не только с ним, и получала такой материал, за обладание которым любой из ее коллег готов был сожрать собственные ботинки, да еще и не вынимая из них носков трехнедельной выдержки. Увы, увы, теперь им оставалось лишь злобно скрипеть зубами да поминать нехорошими словами и саму Хелен, и ее хахаля, устроившего ей такую протекцию. И прекрасно понимать, что сделать они ничего не смогут, даже в своей газете облаять, ибо есть официальное распоряжение, в каком ключе надо подавать материалы про знаменитого адмирала Лютьенса. И что даже на самой девушке зло не сорвешь, ибо – чревато. Вот оно, преимущество диктатуры, это вам не Америка, здесь за слова, если что, отвечать придется.
Впрочем, интервью скоро кончилось, после чего Хелен деликатно выпроводили. Были темы, что называется, не для широкой общественности, и Колесников поймал себя на мысли, что в этот раз его вызвали на совещание, будто такое приглашение было само-собой разумеющимся. Похоже, ему удалось наконец зацепиться в верхушке Третьего рейха. Правда, неясно пока, в каком качестве, но это уже детали. События явно выходили на финишную прямую, и диспозиция его устраивала.
Первым докладывался новый глава Абвера, пришедший на смену покойному Канарису. Сухой, похожий на потрепанного жизнью грифа, невысокий человечек. Абсолютно неприметная личность, и столь же малозначащая. Да, профессиональный разведчик, но и только. Фактически он подчинялся Гиммлеру, тот раскладов даже не скрывал. Впрочем, в чем-то это давало и плюсы, еще одной фигуры, которая может иметь свои цели, никто сейчас не желал.
Согласно докладу, дела у британцев обстояли не то чтобы очень. Это, впрочем, и так было ясно, однако сейчас появились наконец конкретные детали. Германская авиация действовала грамотно, методично перемалывая оборону противника. В настоящее время практически перестала существовать сеть радарных станций на восточном побережье, и в результате эффективность работы британской истребительной авиации резко снизилась. Теперь они уже не могли заранее узнавать о появлении немецких самолетов, и все чаще их жгли еще на земле, да и удары по авиастроительным заводам становились более эффективными. Сопротивление слабело, а с ним вместе уменьшались и потери немецкой авиации.
На море тоже все складывалось хорошо. После лихих рейдов и средиземноморских успехов, британский флот лишился наиболее ценных кораблей. Сейчас у них оставалось старье времен прошлой войны – четыре линкора типа «Королева Елизавета» и два типа «Ройял Соверен». Вооружены они, конечно, были серьезно, но на этом их достоинства кончались. Характеристики этих линкоров – скорость, защита, автономность – современным условиям уже не соответствовали. Два линкора типа «Нельсон», конечно, были помощнее, но их изначально невысокая, всего двадцать три узла, скорость и предельная изношенность механизмов серьезно ограничивали возможности кораблей. Восемь старых линкоров, два из которых, вдобавок, оказались намертво блокированы в Средиземном море, даже при поддержке все еще довольно многочисленных крейсеров и эсминцев, не та сила, что гарантирует неприкосновенность островов. Оставались, правда, еще три корабля типа «Кинг Георг V», но все они, хоть и спущенные на воду, еще не были введены в строй. Быстро довести их до ума и подготовить экипажи у британцев никак не получалось, а посылать в бой недостроенный корабль чревато. Об этом свидетельствовали и опыт «Жан Бара», и неудача «Принца Уэлльского».
