— Прошу, — отдал я подорожную.
Подполковник быстро пробежал глазами бумагу, нахмурился, подошёл к своему столу и, выдвинув "шуфлятку", выудил из недр ещё некий "пергамент". Лицо его вытянулось и последовал вопросительный взгляд в сторону фон Дуттена.
— Отто Карлович, — немедленно отреагировал титулярный советник, — документ ведь может быть и истинным, но тот ли его везёт, кому это на самом деле поручено?
Вот сука! Ведь вляпался уже по самые гланды, но всё продолжает пакостить, пытаясь "выкарабкаться".
— Вадим Фёдорович, — в сомнении обернулся ко мне Зальца, — а у вас есть ещё какие-нибудь документы, подтверждающие, что вы следуете именно по приказу его высокопревосходительства?
— Есть, — я был зол и временно неадекватен. — Пакет командиру батальона лично от военного министра. Посмеете вскрыть?
— Почему бы и нет? — подполковник смотрел на меня совершенно холодно и спокойно. — Вы – подозрительная личность и все бумаги, обнаруженные при вас, вполне могут быть досмотрены.
— Ну что же, тогда я бы очень вас попросил, во-первых, чтобы этот господин, — я кивнул в сторону фон Дуттена, — вышел из кабинета, когда вы будете вскрывать конверт…
— А во-вторых?
— А во-вторых: после просмотра запечатать конверт уже своей печатью и написать письмо майору Пушнякову, объясняющее, почему я привёз конверт с нарушенной печатью министерства.
Зальца, на несколько секунд задумался.
— Ну что же, — наконец решил он, — ваша просьба вполне уместна, если вы тот, за кого себя выдаёте. Оскар Вильгельмович, — это он уже полицейскому, — я попрошу вас выйти на некоторое время.
Титулярный советник был явно недоволен, но перечить не посмел.
Когда мы остались одни, комендант взрезал конверт, выудил из него бумагу и впился в неё глазами…
— Предоставить требуемое помещение… — забормотал он, — закупить за счёт казны… Выделить в подчинение… Положить жалование… Господи Боже! Вадим Фёдорович! Да вам приказано платить жалование больше моего! Поручику!
— Кроме чина поручика, напоминаю, за мной сохранена должность адъюнкта в Академии наук. Это достаточное объяснение?
Подполковник глядел уже совсем не таким "козырем", как пять минут назад: сильно "взбледнул" с лица и глазоньки бегали – моё почтение.
— Отто Карлович! — дверь распахнулась и в кабинет влетел всё тот же фон Дуттен. Лицо у него было – ну словно мёдом обожрался. — Только что солдаты привели слугу этого господина – пытался отправить письмо.
Вляпался, родимый. Повёлся. Я ведь именно в расчёте на его служебное рвение и попросил Тихона это письмо "попытаться" отправить, когда в комендатуру зайду.
Зальца уже изначально смотрел на полицейского как на "врага народа" – сразу после его появления. А уж после того как глянул на адрес получателя, а это было не более не менее как военное министерство, да ещё с пометкой "лично министру от…"
— Господин фон Дуттен, — перешёл на официальный тон комендант, — мне уже дорого стоило ваше излишнее служебное рвение. Вашими стараниями, я оказался в совершенно нелепом положении. Приношу свои глубочайшие извинения вам, господин Демидов, и надеюсь, что вы поймёте ситуацию и этим удовлетворитесь.
— Ситуацию понимаю, но удовлетвориться только извинениями уже не могу.
— Простите? — приподнял брови подполковник.
— Может всё-таки стоит вскрыть конверт, — подал робкий голос полицейский "хватаясь за соломинку", — это может внести некоторую ясность…
Вот тут я имел возможность наблюдать чуть ли не буквально "испепеляющий взгляд", как на этом лифляндском пинкертоне не задымилась одежда – непонятно. Заткнулся он тут же.
— Дело в том, господин подполковник, что, во-первых, вы должны запечатать конверт майору Пушнякову своей личной, вернее гарнизонной печатью. Во-вторых, написать ему письмо с объяснениями, почему конверт был вскрыт.
Чуть не добавил, что я не собираюсь предстать перед будущим начальством как небезызвестный гасконец перед де Тревилем, но вовремя сообразил, что если Александр наш Дюма уже и родился, то своих шедевров написать ещё точно не успел.
— Это само собой, — было видно, что Зальца внутренне "вздохнул с облегчением".
— Но и это не всё.
— Чего же ещё вам требуется?
— Вы, стараниями господина фон Дуттена, стали причастны к тайне, которая является государственной. И мне необходимо быть уверенным, что она не будет распространяться дальше. Вы меня понимаете?
— Поясните.
— Всего лишь необходимо написать несколько строк, что вы обязуетесь молчать по поводу того, что узнали. Такую же бумагу должен составить и господин титулярный советник.
— Но ведь мы ничего и не узнали!
— Да просто не упоминать о том, что вообще со мной встречались. Неужели это так обременительно? Я, со своей стороны, даю слово так же не упоминать об этом инциденте. Так что вы избежите серьёзных неприятностей. Договорились?
Подполковник задумался.
Для стимулирования принятия решения, мне пришлось обрисовать перспективу его возможного упрямства: Действительно, строго говоря, он ничего особо и не нарушил. Но ведь в случае чего последует не официальное взыскание, а перевод на иное место службы, где он совершенно свободно сможет рассказывать о нашей встрече каким-нибудь камчадалам. Возымело действие. Я продиктовал обоим несколько строк, забрал бумаги и откланялся, отказавшись от предложенного гостеприимства – переночую в какой-нибудь местной гостинице и с утра двинусь дальше.
Можно догадываться, что местный детектив услышал много нелестного в свой адрес после моего ухода. Кстати его действия достаточно понятны: после многолетней рутинной службы вдруг показалось, что появилась возможность раскрыть какой-то таинственный ЗАГОВОР. Или что-то в этом роде, а это, доложу я вам, таки-и-и-е перспективы в карьере…! Сделал ставку. Прогорел. Да и ладно, не мне за эту морду тевтонскую переживать.
Ещё одна ночёвка по дороге и часам к трём следующего дня показалась Рига. Сначала, разумеется, я увидел шпиль церкви Святого Петра, потом Домский Собор и церковь Святого Якова. А больше – ничего знакомого. Предместья были сплошь из деревянных построек, за городскую стену мне сегодня попасть не пришлось – батальон находился вне границ городского канала, игравшего роль рва перед стенами столицы губернии. Ладно – ещё зайду и на Ратушную, и на Домскую площади, посмотрю…
Майор Пушняков Аркадий Севастьянович оказался мужчиной моих лет, рослым брюнетом с аккуратными бакенбардами. Встретил меня командир батальона весьма приветливо:
