Дорога была донельзя спокойной. Привыкший к тому, что все время надо крутить головой, чтобы из-за угла не выскочила какая-нибудь тварь, решившая на завтрак сожрать именно его, Андрей все больше и больше нервничал. Слишком спокойно для того, чтобы было безопасно. Лучше бы уж кто-нибудь на самом деле выскочил, атакуя. Тогда пришлось бы стрелять, заодно разрядив в противника напряжение, скопившееся в душе.
Примерно через километр тоннель ломался, и второй участок поднимался почти вертикально, поэтому автомат снова пришлось повесить на спину и лезть по шпалам, как по лестнице. В свете фонаря можно было различить, что впереди что-то темнеет, загораживая дальнейший путь. Это что-то похоже на огромных размеров сосиску, зачем-то засунутую в тоннель. Лишь только подобравшись ближе, Андрей понял, что это почти круглый в разрезе вагон, намертво застрявший в тоннеле. И на ум сразу пришло единственно возможное слово «метро», которое можно подогнать под эти инженерные конструкции.
А где поезд, там должна быть и станция. Во всяком случае, Андрей на это надеялся, потому что ползти еще с километр по тоннелю ему совершенно не хотелось. Только для начала пришлось залезать под вагон, по другому было просто не дотянуться до него, не потеряв точку равновесия. В полу обычно делали такие технические проходы, чтобы было легче залезть под вагон и посмотреть, все ли в порядке с осями и колесами. Он надеялся, что и здесь такой был. Тогда было бы гораздо легче.
Ухватившись за ось, Андрей оперся на нее, проверяя, насколько прочно встал вагон. Ничего, неплохо встал, даже не покачнулся. Наверное, сработали аварийные тормоза, намертво вцепившиеся колодками в рельс. А потом уже и ржавчина, и постоянная работа давления сделали свое дело. Вагон можно было выдрать только вместе с куском рельса, чтобы хоть как-то сдвинуть его в сторону. Проблема была в том, что он никак не мог найти ни одного прохода и никак не мог пролезть внутрь. Конечно, можно было попытаться пробить ржавое железо, но это вполне могло повредить и сам вагон, отчего он сложится и рухнет вниз чисто под собственным весом. Поэтому пришлось ползти дальше, все время посматривая по сторонам.
С одной стороны двери оказались открытыми. Шагнув влево, он смог дотянуться до проема и ухватится за поручень. А дальше простое дело техники – подтянуться и заползти внутрь.
Вагон внутри был отделан странно для взгляда человека, привыкшего к вагонам московского метро. Здесь не было сидений в принципе, только поручни, протянутые на трех уровнях высоты, так же, как и не было окон. Простая капсула с живыми существами внутри. И насчет существ. Может, не стоило влезать именно в последний вагон. Такая мысля посетила Андрея, когда он посветил фонарем в заднюю часть поезда, которую увидел первой.
Катастрофа, похоже, прошла мгновенно, так быстро, что люди даже не успели сообразить, что произошло. И некому потом было убирать трупы. А позже, когда случилось обрушение, и тоннель изменил свое положение с горизонтального на вертикальное, все ссыпалось в самую заднюю часть вагона. Огромное количество мумий человекоподобных существ, спутанных с остатками одежды, сорвавшимися поручнями и прочим мусором накрывали почти половину вагона, набившись как сельди в банке. Сухой воздух не дал телам разложиться полностью, мумифицировав мягкие ткани. На полу отчетливо засохли полосы крови, указывая, как сползали тела. Кровь уже давно потеряла свой цвет, оставив только почти черные разводы на покрытии.
И хорошо, что он не смог найти возможность залезть раньше, а то все это посыпалось бы прямо на него. Передернувшись от такого, Андрей глянул наверх. Лезть, срывая руки о шпалы, ему не очень хотелось, но не особенно и хотелось пролезать по такому могильнику, усеянному трупами.
В свете фонаря наверху тел было не заметно, поэтому он все же решил рискнуть. Под углом почти в девяносто градусов идти по полу нельзя, и Андрей воспользовался поручнями так же, как ранее пользовался шпалами. У них было одно большое преимущество – они были круглыми, чтобы не ранить руки. И ему это было весьма кстати – руки уже зудели от прямых углов, впивавшихся в ладонь каждый раз, когда опираешься на нее.
Поднявшись так на один вагон, Андрей понял, что застрял. Третий вагон состава давно слетел с рельс и сейчас почти лежал поперек остальных, частично смяв второй вагон и перегородив проход. Глянув вниз, он не захотел спускаться и искать путь в обход. Одной рукой держась за поручень, он достал пистолет и прицелился. Патроны тратить не хотелось, но другого выхода пока видно не было.
Выстрелы слились в общий гул, мешаясь с эхом, отлично отражавшееся от металлических стенок.
Пули пробивали стенку вагона с легкостью, но никак не хотели ложиться в аккуратную линию, кромсая тонкий металл совершенно хаотично. Разрядив первую обойму, Андрей попытался убрать ее в разгрузник, но выронил. С грохотом он упала вниз. Тогда он вставил вторую обойму. Эту так же разрядил полностью, как и последовавшую за этим третью, а потом и четвертую.
Железо выглядело как решето, и Андрей все же решился. Подобравшись поближе, он несколькими ударами кулака прогнул еле державшиеся остатки, а потом смог их отодрать. С шумом и треском, теряя лохмотья ржавчины, стенка поддалась. Снаружи она выглядела еще ничего, но внутри прогнила насквозь. Наверное, какие-нибудь утеплители или прослойка между двумя металлическими стенками, теперь оттуда только труха высыпалась.
Забравшись внутрь третьего вагона, Андрей увидел, что он развалился пополам, вниз рухнула только одна половина, вторая так и болталась сверху. Разорванный пополам вагон выходил прямо на платформу станции.
Знание – свет, а незнание – тьма. Так говорили фактически все, кто хоть чему-то смог научится в своей жизни. И все они все равно заблуждались. Знание – это тьма. Безбрежная, безграничная тьма, лишенная указателей и путей. А мы – всего лишь лучик света в этой тьме. Тонкий, непрочный, но идущий вперед, к какой-то цели, о которой сам толком ничего не знает. И если он прервется, то погибнет все. Все надежды, все мечты, все жертвы, положенные на этом пути. Все это окажется напрасным, если тот, кто идет вперед, оступится.
Возможно, этого понимания многим не хватало. Не хватало понимания того, зачем надо учиться, мучатся, осмысливать весь этот гигантский опыт, накопленный предыдущими поколениями человечества. Ведь каждый из нас – звено в этой цепочке. И чем больше мы понимаем, тем крепче звено, чем нас больше – тем крепче цепь. А если цепь оборвется, то все звенья – и слабые, и сильные, погибнут. Сразу или чуть позже. Каждый может думать, что именно его беда обойдет стороной, но людей много, а беда одна на всех, и ее хватит с лихвой на каждого.
