Марен подходит ко мне, берется за гофрированную трубку, идущую от жилета, нажимает кнопку, и я ощущаю то же, что в кабинете врача, измеряющего давление: меня начинает сжимать воздух.
– Я надуваю твой жилет, чтобы ты мог сразу всплыть после прыжка в воду. Это важно: сначала нужно поплавать наверху. И только потом ты стравишь воздух и увидишь, что начал погружаться. – Он прерывается, внимательно смотрит на меня и говорит: – Ну-ка, дай мне свою маску.
Я снимаю маску, Марен смачивает ее под душем и возвращает мне:
– Надевай, теперь она не запотеет.
Ну и ну, сколько приготовлений! Силиконовый ободок прилипает к лицу, точно щупальце. Марен берет меня за руку и подводит к пустоте. Солнце превратило воду в слепящее зеркало. Она уже не голубая, не зеленая, не сиреневая – она сверкает, как сталь.
– Шагай вперед и падай.
Он все еще держит меня за руку. Я вытягиваю ногу, стараясь повторять его движения. Слышу свое шумное дыхание. Пустота притягивает. Мы падаем.
Водное зеркало разбивается, вскипая тысячами пузырьков пены. Холодная жидкость проникает в комбинезон, охватывает мое тело, я тону, а потом вдруг это прекращается и я без всяких усилий поднимаюсь на поверхность. Марен вытаскивает изо рта загубник и спрашивает: «Ну как?» Я знаком отвечаю, что о’кей.
– Хорошо, – говорит он, – теперь давай спускаться. Возьми свой инфлятор, подними его над головой и нажми желтую кнопку, чтобы стравить воздух из жилета. Потом выдохни, чтобы удалить воздух из легких, и погрузишься в воду. Когда будешь под водой, у тебя могут заболеть уши, тогда заткни нос и сделай легкий выдох. Так ты восстановишь равновесие между внешним и внутренним давлением на барабанные перепонки. Пошли!
Он споласкивает свою маску и надевает ее. Я делаю то же самое. Делаю все, что он говорит. Делаю, как он. Я будто его зеркальное отражение: он нажимает желтую кнопку – и я нажимаю желтую кнопку. Выдыхаю воздух, освобождая легкие, и погружаюсь в воду. Зажмурившись.
Дурацкий рефлекс.
Да, дурацкий рефлекс.
Но как драматический жест – великолепно!
Я снова открываю глаза и обнаруживаю вокруг себя мир, который попытаюсь описать, не впадая в излишнюю банальность. Все мы знакомы с этим подводным миром по книгам, по фильмам. С той лишь разницей, что сейчас я сам – герой подобной книги, подобного фильма. За несколько секунд я сменил пустынную поверхность моря, его одноцветную гладь на совсем иную вселенную, кипящую жизнью, полную движений и сюрпризов, с такой сложной, запутанной географией, что кажется, будто она родилась в мозгу архитектора, одурманенного каким-то новым наркотиком, под воздействием которого он решил, что ему все можно. Решил – и сотворил это…
Я вижу под собой целый город из скал и кораллов, ощетинившийся башнями, презревшими закон равновесия; их украшают широкие террасы, словно парящие в воздухе, – затейливые, кружевные, зеленые, синие, желтые. Гигантские опахала, пылая кроваво-красными отсветами, колеблются в невидимом подводном течении. Зато сиреневые канделябры стоят недвижно, простирая во все стороны мощные ветви с бесчисленными отростками, которые спутываются концами в самые фантастические розетки.
Я слышу собственное дыхание. Неровное, неестественное, пугающее, прерывистое. И чем больше я на нем зацикливаюсь, тем более прерывистым оно становится.
Я барахтаюсь, как человек, пытающийся уцепиться за перекладины несуществующей лестницы. Марен сжимает мое предплечье, расставляет «викторией» указательный и средний пальцы и тычет в свою маску, призывая меня взглянуть ему в глаза; за стеклом я вижу его пристальный, ободряющий взгляд. Стараюсь успокоиться и прекратить бултыхать ластами.
По-прежнему слышу свое дыхание. Оно уже выравнивается.
Мы продолжаем спускаться вдоль подводного рифа. Огромные розовые купола похожи на женские груди или на мозги сказочных великанов, испещренные сложными извилинами. Чей-то другой мозг, подстегнутый безумной творческой отвагой, задумал и возвел на них соборы с острыми шпилями и невообразимой путаницей балконов с узорами из трилистников. Этим подводным готическим храмам служат кропильницами гигантские волнообразные тридакны переливчатых синевато-сиреневых тонов. Вот проплыла стайка рыбок-ангелов, вот мурена-отшельница высунулась из своего грота, протягивая грозную пасть для поцелуя невидимому богу. Внушительные мероу-одиночки, губастые, с золотыми полосками, словно готовятся к конклаву. Легионы рыбок-клоунов толкутся вокруг нежных анемонов, которые манят их к себе щупальцами, тонкими и гибкими, как девичьи пальчики.
Я слышу свое дыхание. Оно стало еще ровнее.
Это наверняка оттого, что я забываю, оттого, что я себя забываю. Давление на мои мускулы, на мое тело скорее приятно; мне чудится, будто неведомая сила собирает меня воедино, кладет конец страданиям, внутреннему разброду.
У меня разбегаются глаза. Вокруг непрерывное движение, суета, все новые и новые краски и формы. После обдолбанного архитектора наступает черед безумного бога: его создания отличаются фантастическими формами, невообразимыми красками, причем иногда на одной и той же особи: синие губы, оранжевые глазницы, зеленые щеки, черное брюшко – и все это в крупных белых пятнах. Одни рыбы – длинные, тонкие, прозрачные и хрупкие – напоминают бокалы для шампанского; другие – брюхастые, юркие – щетинятся острыми шипами. Одни словно собрались на бал: размалеванные, как миньоны, пухлые губки отливают розовым, полуопущенные веки – сиреневым; другие азартно охотятся, как, например, вот эта троица хищников в коричневую и белую полоску, с грозно растопыренными плавниками, – ни дать ни взять перья в уборе индейского вождя. Мы спускаемся еще ниже; наконец наши ласты касаются донного песка. Марен встает на колени, я хочу сделать то же самое, но не получается, меня тянет вверх. Тогда он хватает меня за руку, делает знак, и я понимаю, что нужно разгрузить легкие. Выдыхаю, спускаюсь. Теперь и я могу встать на колени. Чувствую, как скрипит песок под неопреном, стягивающим ноги. И вот передо мной разворачивается спектакль – я наблюдаю его из первого ряда партера. Серый скат в сиреневых пятнах, с длинным шипастым хвостом, бесшумно скользит мимо нас волнообразными движениями. Марен вынимает загубник и, запрокинув голову, тихонько выдыхает; пузырьки воздуха из его рта всплывают наверх, к небу. А внизу, под нами, клубятся темные облака, пронизанные победными лучами солнца, – так у нас в Нормандии бывает перед дождем.
Я ослеплен. Восхищен. Побежден.
Прислушиваюсь к своему дыханию. Теперь абсолютно ровному.
Марен указывает большим пальцем вверх. Пора всплывать. Уже?! «Потихоньку!» – жестом велит он. Какой безмолвный, текучий, гармоничный язык! Я полностью доверяю Марену. Отдаю свою жизнь в его руки. Одно только паническое движение – и я рискую ускользнуть от него, пробить головой водную поверхность, и тогда мои легкие разорвутся, – так он сказал. Но зачем же мне от него ускользать? Он крепко держит меня за руку, и я спокоен. Над нами маячат человеческие фигуры, они собрались в кружок и сидят в воде, как в невесомости, скрестив руки на груди и поджав под себя ноги. Их тела еле заметно поднимаются и опускаются, словно кто-то водит кукол на невидимых нитях.
