– Кто этот Уотсон?
– Активный защитник океанов, диссидент из Гринпис. Выступает за тотальный запрет на китобойный и акулий промысел. Недавно он протаранил в Коста-Рике рыбацкую шхуну, которая занималась ловлей в заповеднике. Хозяева шхуны подали жалобу, в дело вмешалась местная полиция. На Уотсона объявили охоту, теперь его разыскивает Интерпол.
– Интерпол? Даже так?
– Да, дело серьезное. Он перешел дорогу серьезному бизнесу. Знаешь, сколько стоит килограмм акульего плавника?
– Даже предположить боюсь.
– Пятьсот долларов. А у рыбаков его скупают по восемьдесят центов за килограмм. Недавно в Китае на аукционе один плавник китовой акулы был продан за десять тысяч долларов. Такие доходы приносит разве что наркоторговля.
– Значит, Уотсон скрывается?
– Скрывается. Как настоящий пират. Его суда плавают под черными флагами. Вот как этот… – И она кивком указала на флаг, развевающийся под небом Аравии.
– И Марен входит в эту организацию?
– Да. Он отчисляет половину доходов центра Уотсону и его организации «Sea Shepherd» – «Морской пастух».
Тем временем Марен продолжал объясняться с пожилым ныряльщиком:
– Те типы, которых протаранил Уотсон, ловили на лесу с крючками! И это в национальном парке!
– Леска натягивается на сотни метров, через каждые три метра крючки с наживкой, – перевела для меня Ким.
– Представь себе, – продолжал Марен, – что ты делаешь это в лесах Амазонии. Что ты сбрасываешь с огромного вертолета сотни сетей, в которые попадутся обезьяны, белки, попугаи… И никто их не сортирует, гребут все подряд, это же бойня в чистом виде! Достаточно было бы записать на пленку крики и вой несчастных зверушек, и это был бы скандал на весь мир. Но с морскими животными дело обстоит иначе: они не умеют кричать, и потому всем на них плевать. Пойми: когда эти негодяи забрасывают в море свои проклятые лески, их интересуют только плавники и ничего больше! А как же быть с сотнями черепах, дельфинов и морских птиц, которые попадаются на эту наживку?!
– Я с тобой согласен, Марен, – ответил пожилой дайвер, – но насилием тут ничего не добьешься.
– Насилием? А что такого он сделал? Потопил их моторку водяной пушкой. Они же забрались в морской заповедник, черт побери! Эти сволочи попирают закон, а закон осуждает единственного человека, который осмелился призвать к уважению того же закона…
– Но они ведь его не поймали.
– И слава богу!
Нам подали чай. Я взглянул на черный флаг, развевавшийся под ветром, закрыл глаза и уснул, вконец разморенный азотом; во сне мне привиделась подводная армия воинов в ластах и масках, которые, сурово щурясь, шли в атаку на корабли-губители природы.
– Second dive, briefing![222]
Я открываю глаза. Передо мной стоит Марен со своей доской в руке. Я выпрямляюсь. Ныряльщики рассаживаются вокруг него, готовясь слушать. Он произносит слово «акула». В группе пробегает дрожь возбуждения. Белые акулы, пятнистые акулы.
– Как всегда, следите внимательно за голубыми акулами; возможно, увидите и акулу-молот.
Звяканье свинцовых поясов, сталкивающихся кислородных баллонов. Ким снова просит меня застегнуть ей молнию и с улыбкой благодарит. Я чувствую себя изменившимся, чужим. Словно что-то идет не так, как задумано. Ведь на ее месте могла быть Пас. И это моя вина. Окружающие натягивают ласты, закрывают лица масками, берут в рот загубники и исчезают в волнах.
Теперь я остаюсь наедине с Мареном. И с членами экипажа.
– Ну что, будем одеваться или останемся здесь?
Он задает этот вопрос, стоя передо мной и скрестив руки на голой груди. Я поднимаю брови:
– А в чем дело?
– Ну, не знаю. Похоже, ты считаешь меня придурком…
– Ты имеешь в виду историю с сообществом Уотсона?
– Да. Так, может, тебе не хочется нырять в компании с придурком?
– О нет, мне любопытно узнать, до чего доходит эта дурость, – парирую я, доставая костюм из своей голубой коробки.
Он улыбается и коротко приказывает матросам подойти и заменить мне баллон на другой, со свежей смесью.
А мне уже не терпится нырнуть. Там, под водой, вместе со мной будет Пас.
На этот раз подводное царство выглядит совсем роскошно – мир, играющий всеми цветами радуги, где безостановочно снуют, спариваются и кормятся полчища безмолвных животных. Да, именно животных, так как я вдруг осознаю, что эта морская вселенная – подобие нашей, земной, точное ее отражение. Здесь тоже порхают существа, похожие на воробьев и попугаев; тоже пасутся стада тучных рыб, невозмутимо, как коровы, жующих кусочки кораллов. И так же, как на земле, здешние насекомые прячутся среди листьев, а змеи – в расщелинах скал.
Созерцая эту картину, я думал о тебе, Эктор: с каким восторгом ты подыскивал бы вместе со мной сравнения! Я любовался кораллами и гигантскими красными опахалами, которые колыхал бриз, то есть подводное течение, – их называют горгонами. И вспомнил, что рассказывал тебе эту легенду. Персей, убивший горгону Медузу, избавился от ее головы, сбросив ее на ложе из водорослей в самой глубине моря. Но горгона, даже мертвая, продолжала обращать в камень все, что попадалось ей на глаза. И водоросли, окаменев от ее взгляда, превратились в кораллы, в красные кораллы – из-за крови, брызнувшей из отрубленной головы Медузы…
Все было хорошо. Я чувствовал, что могу контролировать свое дыхание. А потом дело пошло хуже. Я заметил новый, незнакомый силуэт. Холодное даже на вид тело безупречной формы, напоминавшее серую ракету. Мощный хвост мерно рассекал воду, как руль, позволяя мгновенно менять направление. И совершенно пустые глаза – вот что поразило меня, когда я отвел взгляд от характерного спинного плавника. Акула кружила около нас, присматриваясь явно с недобрыми намерениями. Двухметровая рыбина, никак не меньше. Я слишком активно задвигался, и в результате у меня сбилось дыхание. Тут же почудилось, будто я использовал весь воздух и сейчас погибну. Тогда я оттолкнулся ногами от дна и начал всплывать. Но Марен схватил меня за руку, рывком притянул к себе и заставил посмотреть ему в глаза. Взгляд был напряженный, повелительный. Он изобразил большим и указательным пальцами «о’кей», призывая меня успокоиться. А я видел за его спиной силуэт акулы, которая по-прежнему описывала круги около нас. Я не хотел на нее смотреть, но это было сильнее меня.
Наконец тварь исчезла. Уж не собирается ли она привести сюда своих сородичей?
Я карабкаюсь по трапу, спеша, но стараясь не оскользнуться на металлических перекладинах; мне кажется, что баллон за спиной весит не меньше тонны. Матросы освобождают меня от груза. Я торопливо сдираю маску, сбрасываю на палубу кевларовый костюм, словно отмершую кожу. Подходит Марен. Он снял верхнюю часть комбинезона; пустые неопреновые рукава, завязанные на поясе, выглядят цветоложем, из которого бутоном выступает его бронзовый точеный торс.
