— Новая песня?
Я пожал плечами.
— Просто мелодия.
— Красивая, — проронил Ильяс, — и печальная.
— Да, — соглашаюсь, и тут же понимаю, что это музыка на стихи к «Неизвестному солдату».
Вот так, неожиданно, я песню сочинил. Никогда не получалось, а тут на тебе. Может, были нужны подобные, как сейчас, условия? Костер, друзья вокруг, луна светит…
— Гранита красного плита…
Лежат цветы со всех сторон.
А в центре яркая звезда,
Простая надпись без имен.
Вот же, черт возьми, пою, так… словами не выразить.
— И каждый вечно будет свят.
Ты помни родина меня.
Я — неизвестный ваш солдат.
Я — пламя вечного огня.
— Блин, — вздыхает Олег, — Серег, ну ты даешь, даже на слезу прошибло.
— Тебе точно надо петь, — кивает Переходников, немного отвернувшись, — и песни писать.
— Это случайно вышло.
— Случайности не случайны, — выдает Ильяс.
Я посмотрел на Расулова. Вот блин, человек востока, какие выражения выдает! Но разговор решил свернуть.
— Так, все — поднялся я, — спать пошли.
— Пошли, — зевнул Олег.
Плетемся к палаткам. У крайней, обнаружил наши рюкзаки, выставленные наружу. Интересно почему? Я осмотрел свой рюкзак, раздвинул мешки ребят, но искомого не обнаружил. Заглянул за угол — тут только чьи— то кеды стоят. Не понял, а спальник-то где?
— М-да — хмыкает Ильяс, заглядывая внутрь палатки.
Подсвечивая фонарем, смотрим внутрь. Слышалось сопение и причмокивание. Пацаны лежали, укрывшись одеялами, вплотную. Свободного места не было.
— Бит-ком. — По слогам произнес Ильяс.
— Пошли тогда во вторую.
И в следующей места не нашлось.
— Вот блин, — выругался Савин, — как шпроты в банке.
Переходников сунулся в следующую, и отскочил.
— Тут девчонки спят. Но места навалом.
— Значит в четвертой тоже девчонки, — говорю я, и тут же обнаруживаю свой спальник, но не пустой, в нем уже кто-то спит. Открываю клапан, смотрю, но из-за кучи волос и темноты ничего не понимаю. Ясно, что кто-то из девчонок, да только почему в моём спальнике? И почему он так раздуло?
— Олег, — прошу Савина, — посвети сюда.
Тускловатый лучик высвечивает два лица. Раевская и Смольнякова.
— Ух, ты! — изумляется Олег. — Как они влезли-то?
— Мне тоже интересно. Им что, места в палатке не хватило?
— Давай вытряхнем их, — предложил Ильяс, — да в воду…
— Пусть спят. — Махнул я рукой. — Утром с них спрошу.
— А мы что будем делать? — интересуется Женька. — Где будем спать?
— В этой палатке, — говорю я и показываю на ту, где девчонки спят.
— Нет, с девчонками я спать не буду, — говорит Переходников, отодвигаясь, как будто мы его сейчас внутрь силой закинем. Мне стало смешно. Ну и ситуация! Пацаны трусят спать с девчонками в одной палатке! Хотя… я сам бы не стал.
— Почему? — выражает общий вопрос Женька. — Почему так вышло, что нам мест не хватило?
— Это понятно почему.
— И почему? — спрашивает Олег.
— А потому, — отвечаю, — считай — сколько пацанов, а сколько девчонок. Одной для них мало, вот и заняли две палатки, а парням пришлось, как килькам набиться в остальные.
— Мне эта математика не нравится, — бурчит Женька, — где мы-то спать будем?
— У костра. Нас, похоже, невольно в часовые определили.
Идем обратно к костру. Бревна уже полностью прогорели. Огня почти нет, но жар идет от углей приличный. Спать охота, спасу нет. Начинаю клевать носом. М-да, это взрослым я ночи легко переносил. Мог сутками работать, или всю ночь на рыбалке с удочкой просидеть, а потом на ещё службу идти. Но это осталось в прошлом, или в будущем, не важно. Важно как эту ночь перенесу. В очередной раз клюнув головой, разозлился — с этим надо что-то делать. Второй час ночи, так долго мы не выдержим. На валунах сидеть неудобно. Кто-нибудь спросонья в угли свалится. Сходил к реке, умылся, вернулся к костру, растолкал друзей.
— Олег, Ильяс, Жека, вставайте.
— Что? — заморгал Переходников.
— Серег, и чего тебе не спится? — бурчит Савин.
— Потому что неудобно, — говорю, — вот и не спится. Поднимайтесь, пошли лап нарежем.
Расулов тряхнул головой и потер ладонями лицо.
— Чего нарежем? — спросил он.
— Каких лап? — удивленно моргает Женька. — У кого.
— У медведя, мля! Елочных, конечно!
— А зачем, в костер их что ли? Так дрова на это есть.
Ну, блин, городские! Хотя, чего их винить? Откуда им такой опыт как у меня взять?
— На голой земле лежать, простуду словим в момент, и это минимум, — объяснил я, — а лапы, то есть ветки елей, можно по себя положить и спать спокойно. Только дров в костер набросать.
— Дров… — Ильяс сладко зевнул, — дров счас принесу.
Он повернулся, вгляделся за валуны и воскликнул:
— Дров нет.
— Как нет?
— А вот так — нет!
Я подошел к месту, где все дрова лежали. М-да, точно ничего нет. Остались мелкие веточки, но толку от них.
— Пипец! Приехали.
Нет, нас все-таки сглазили. Как могли так быстро сгореть те четыре бревна, что мы с горы притащили? Надо что-то решать.
— Ладно, разберемся. Олег, фонарик ещё свет дает?
Савин достал фонарь и нажал на кнопку.
— Еле-еле.
Ладно, хоть от луны свет какой-никакой. Показываю на склон «Лысого горшка».
— Сначала нарезаем елового лапника на подстилку, а затем лезем за дровами.
Пацаны смотрят на освещенный луной лес. Им явно неохота лезть в темноту, даже заметно, что побаиваются.
— Если спать хотите, — говорю я, — то делаем как сказал. Иначе придется на камнях задницы отсиживать.
— Раз надо, — опять зевает Ильяс, — так надо. Пошли, чего медлить.
Встав на откосе чуть выше ели, мы нарезали лапника и снесли все к кострищу, а потом полезли вверх.
М-да, подниматься на гору в темноте, то ещё развлечение. Фонарик светит тускло, батареи уже мяты не раз, скоро окончательно сдохнут, лунный свет только-только пробивался сквозь еловые ветви, но даже такого света хватало, чтобы не сбиться с тропы, да и мудрено тут заблудиться — лезь прямо в гору, и все.
Пол пути прошли, когда я решил передохнуть. Все-таки целый день на ногах, гудят, что твой трансформатор. Остановился аккурат у той ветки поперек тропки. Повернулся, глядя на поднимающихся следом друзей. Они вяло перебирали конечностями, будто спали на ходу. Понимаю, сам устал. Но без дров, которые мы оставили наверху, замерзнем к утру, а заболеть в начале лета не хочется.
Наконец они добрались до ветки. Вцепились и почти повисли на ней, тяжело дыша.
