Наступила тишина. На поляне никого. А что это такое рядом лежит? В свете луны увидел тот остаток сухостоины.
И сразу все понял!
Бляха муха! Как взялся за него там, у кучи дров, так и тащил эти пять метров ствола за собой на бегу. Он же и трещал на весь лес, и за руку дергал, цепляясь за ветки и стволы, а я с испуга этот треск и подергивания за нагоняющего меня зверя принимал. А тот наверно сам несся, как угорелый, только в другую сторону.
Нет, просто обалдеть, какая тишина вокруг! Никто не вылез, поинтересоваться — что за шум-гам? Тут треск на весь лес, а эти дрыхнут без задних ног. Пушка, наверно, жахнет рядом, и то не проснутся. Только из-под рухнувшей палатки сонно поворчали, и все.
— Серег… С-серег…
Оглянулся и обнаружил всех троих — Савин, Расулов и Переходников выглядывали из-за камней на другом берегу реки.
— С-серег, г-где он? — голос у Женьки дрожащий и писклявый.
— Кто? — хихикнул я, уже понимая — про кого он спрашивает.
— Медведь.
Тут я заржал. Приключения, мля! От медведя сломя голову неслись? А Серёга впереди всех? Ха-ха-ха! С горы-то… ха-ха… остановиться не могли… ха-ха… прямо в реку… и ног, поди, не замочили… ха-ха… а Серега-то только один дров притащил… ой, не могу…
Ребята уже перебрались на этот берег. Пялятся на меня непонимающе. Вижу их ноги и окончательно валюсь на траву.
— Ой, мама… ха-ха, да вас в сборную надо… ха-а… по прыжкам через… реки…
Ребята смотрят друг друга, потом на свои ноги и сами начинают ржать.
— Вот так кросс! — падает от смеха Олег.
— С пре… пре… препятствиями, — смеется Женька.
— Древесно-водными, — уткнулся в траву хохочущий Ильяс. — И никто же не поверит!
— Я даже… я даже ничего не задел… ха-ха… пока с горы летел…
— А я, как сиганул вниз… опомнился только, как за речкой остановился.
Надо же, страх действительно творит чудеса. Пацаны, промчались сквозь лес, ни одной ели не задев, и реку они наверно перепрыгнули, так как другого объяснения сухим ногам нет. А я не заметил, как дрова с собой припер. И хорошо, что в тот момент за остаток сухостоины держался, а то пришлось бы опять за дровами вверх по склону лезть. Причем одному. Женька и Олег, скорей всего не пошли бы, разве что Ильяс… и то сомневаюсь. После того что случилось никто в темноту бы не полез.
— Нет, вы мне объясните — как ног-то не замочили?
— Фиг его знает, Серег, бамс — и на том берегу.
— А, твою …! — звучит от реки.
Мы замолкаем и смотрим на реку.
— Это кто это ещё?
— Пацаны, это я… — донеслось до нас.
— Во, блин, это же Серега.
Ульский, хлюпая мокрыми кедами, выбирается на берег.
— …! — вновь матюкнулся он. — Ноги … замочил.
— Серега как там оказался?
— Как-как, — отвечает он, — вышел по малому в кустики, только… это… самое, тут вы толпой с горы, а следом треск, будто мамонт несется. Вот я ломанулся за вами.
— Мы тебя не видели. Ты где был?
— Кажется, вон у той ели. — И Серега показал на дерево, стоящее на середине противоположной горы.
Мы опять валимся в хохоте.
— Ой, не могу-у-у…
— За нами… и обогнал…
— Не заметили мы-ы-ы…
С трудом поднимаю голову и спрашиваю через смех:
— Калитку-то закрыть не забыл?
— А отлить? — подхватывает Ильяс.
Ульский начинает застегивать ширинку.
— Отлил-отлил, — смеется он.
— По дороге расплескал?
— Не-е-е, до ели донес.
— И там ручеек пустил? Ха-ха…
Феерическая картина наверно — горная поляна, залитая лунным светом, а в самом центре подростки, катаются по поляне, держась за животы.
Все-таки смех хорошее лекарство, но в разумных дозах. А мы уже досмеялись до боли в животе, надо как-то успокаиваться, и смех потихоньку переходит в истерику. Подняться на ноги не удалось, так на карачках до реки и дополз. Там я просто сунул голову в воду. Друзья тоже к реке приползли. Савин растер лицо, сел на ближайший валун и спросил:
— Нет, пацаны, а что это все-таки было?
— Медведь, конечно, что ещё? — пожал плечами Переходников.
— Да ладно, какой такой медведь? — отжимая носки, говорит Ульский. — Нет тут медведей.
— Да? А что тогда это было? Мы все видели. Большая туша, и рычала так грозно.
— Жек, я не знаю — чего вы там видели, но медведей тут нет. Чего только со страху не померещится?
— Нам не мерещилось. Там точно кто-то был. Серег, скажи…
— Был, — киваю я. — Что большое и живое.
Ульский пожимает плечами и, беря кеду, нюхает её.
— Хорошо хоть кеду отмыл, — тихо ворчит он, — а то в коровью мину под елью вляпался.
Я чуть не подскочил. То-то запах знакомый показался. Блин, ну и позорище, коровы испугались. Стыдоба-то какая. Она скорей всего по той пологой тропе поднялась, и паслась там спокойно до темноты. Услышала нас и подошла ближе. А мы ее за дикого зверя приняли…
Бедняжка, наверно испугалась больше нашего.
Ребята слов Ульского про коровью мину не слышали, обсуждая — как они лихо вниз по склону неслись, и кто больше испугался. Лучше им о корове не говорить. И вообще, пора костер запаливать и спать ложится.
Поднимаюсь, иду к сухостоине и тащу ее к кострищу. Ребята идут следом.
— Олег, давай топор.
— Ой, — и Савин смотрит на меня.
— Что «ой»? Топор, говорю, давай.
— А он там.
— Где там?
Олег показывает на Лысый горшок.
— Там… где-то…
Вечно у Савина получается не здесь, а где-то там. Вздыхаю, ведь не пойдет он сейчас за своим топором. И винить его не за что. Он, от испуга, топор бросил, я за сухостоину схватился. У каждого своя реакция на испуг, но он все-равно виноват, значит инструмент мы ему найдем. Я вытаскиваю свой туристический топорик и вручаю его Олегу:
— Раз ты бросил свой нормальный топор, тогда вот этим малышом чекрыжишь ствол на метровые чурки.
Савин берет топорик и начинает рубить.
— Помогли бы, пацаны… — буркнул он остальным.
— Пойду досыпать, — сразу зазевал Ульский, — кеды и носки до завтра высохнут. Покедова, пацаны.
И уходит к палаткам. Олегу начинает помогать Женька со своим таким же топориком.
— Я сейчас, — говорит Ильяс, бросает свой топорик и направляется вслед за Серегой.
Пока Савин и Переходников, что-то бормоча под нос, рубили еловый ствол, я наломал мелких веток, и раздув угли, разжег огонь. Затем положил два самых толстых полена, а сверху навалил срубленную мелочь.
От палаток возвратился Расулов, держа в руках какой-то тюк.
— Вот, — говорит он, — одеяла надыбал. Нефиг, нам они нужней, а их все-равно палаткой накрыло.
Лежки из лапника вокруг костра уже приготовлены. Начинаем укладываться, сунув рюкзаки под голову. Что-то громко звякает.
