Стараясь ободрить себя звуком своего голоса, намеренно громко разговаривал с лейтенантом Залесским, сидящим наполовину открыто в 12” башне и управлявшим ею. Его вид действовал на меня очень успокоительно: такой же розовый, с распушенными усами, в чистом воротничке, он спокойно сидел, так как будто был не в бою, а в морском собрании за ужином среди дам. Временами слышался стон и кто–нибудь падал; его тащили вниз. Было еще несколько раненых, один с оторванной рукой, у другого вырвана икра, но тех сводили вниз. Вдруг я точно оступился: я в это время стоял на рострах, причем правая нога была поставлена на ящик из–под машинного масла. Я упал, но сейчас же вскочил: оказалось, что в этот ящик на излете ударил громадный осколок и вышиб из–под ноги; осколок еще горячий лежал поблизости, врезавшись в доски обломков катера.
Постояв еще 2 — 3 минуты, я спустился в 6” батарею поделиться впечатлением с лейтенантом Бушем, как вдруг судно сильно вздрогнуло в носовой части. Прибежал минный квартирмейстер и доложил, что один снаряд ударил в якорный клюз, разворотил его и сделал полуподводную пробоину, через которую начала хлестать вода; другой снаряд ударил вблизи 1–й пробоины, убил двух человек, отбросил мичмана Шанявского и людей, которые были с ним и принимались за заделку пробоины. Не ожидая больше, побежал в носовой отсек. Туда бежали уже люди трюмно–пожарного дивизиона. Прибежав в отсек, сейчас же ясна стала необходимость задраить отделение, что и было немедленно исполнено под руководством трюмного механика, который одновременно с этим приказал трюмным открыть спускной клапан носового отделении, чтобы соединить его с турбинной магистралью. Дальше я совершенно потерял счет времени, так как все время пришлось бегать и распоряжаться. Прибежал сверху минный механик Щетинин и радостным голосом сообщил мне, что «Идзумо» тонет. Это известие дошло очевидно и до находящейся внизу команды, так как лица сразу стали веселыми. Вдруг из кочегарки доложили, что потухло освещение: через пять минут была протащена летучая питательная проводка я освещение возобновилось.
Вскоре у нас в 6» левом бомбовом погребе, очевидно, от упавших через трубу осколков, загорелись маты. Я прибежал к нему и застал уже там трюмного механика Кошевого и минного механика Щетинина, открывавших затопление погреба. Но совсем затопить погреб не пришлось, так как не растерявшиеся его хозяева, не выходя из погреба, затушили пожар водою, отчего трюмный механик снова закрыл кран затопления. Погреб был затоплен только фута на три.
Через некоторое время мне доложили, что в батарейной палубе, попавшим через амбразуру снарядом, разбита помещенная там динамо–машина, работавшая да горизонтальную наводку 6” пушек. Приказав немедленно переключить магистраль горизонтального наведения на нижнюю носовую динамо–машину, я побежал в батарею и увидел, что у динамо–машины разбит коллектор и исковеркана одна из стенок выгородки, в которой динамо стояла. Минер и минные машинисты оказались целыми. В батарее по–прежнему шла работа, громыхали пушки. Раненых и убитых еще не было. Только что я спустился вниз, как появился первый раненый — унтер–офицер, стоявший под флагом, которому расшибло осколком ключицу и ранило в ногу. Его вели вниз под руки двое матросов, причем он громко стонал. Вид первого раненого на меня сильно подействовал; на команду же он в первый момент подействовал, по–видимому, еще больше: видны были устремленные на него со страхом многие глаза. Отправив минного механика Щетинина и гидравлического Еременко укреплять упором главную носовую переборку, я побежал выключать носовую часть магистрали освещения, так как освещение начало по всему броненосцу тускнеть и грозило совсем потухнуть из–за сообщения в носовом отсеке, в котором переборка носового отделения не выдержала и вода начала заполнять весь отсек до главной носовой переборки.
Выключив носовую часть магистрали, отчего освещение снова загорелось полным блеском, я только что хотел идти на носовую станцию динамо–машин, как услышал через трап сильный взрыв в батарее и через минуту увидел спускавшихся по трапу лейтенанта Буша с черным от ожога лицом, ведшего под руку стонавшею мичмана Всеволожского, у которого лицо, шея были черного цвета, тужурка обгоревшая. За ними вели еще двух раненых. Не успели встретившие раненых доктора с санитарами взять их, как в жилую палубу повалил густой удушливый желтый дым пикриновой кислоты, который не давал возможности дышать — открываешь рот, хочешь вздохнуть и чувствуешь, что нет воздуха, а только какая–то горечь лезет в горло. Дым в момент заволок вою палубу, так что ничего не стало видно; полная почти тьма. Все находящиеся на палубе бросились спасаться. Люди бежали, толкая и спотыкаясь друг на друга в паническом страхе; слышались крики и вопли. Кто–то отбросил меня в сторону так, что я чуть–чуть не упал. Задыхаясь от ядовитого дыма, я сунул себе в рот свой мокрый носовой платок и ощупью начал пробираться к трапу носового подбашенного отделения, около которого я находился. Найдя трап, я окатился по нему вниз я тут только имел возможность вздохнуть, так как желтого дыма не было.
Отдышавшись, я, намочив сильно платок в воде и успокоив находящихся здесь у динамо–машины людей, взяв платок в рот, опять поднялся по трапу и бегом побежал но палубе, в которой дым как будто немного рассеялся, так как выбежавшая наверх команда догадалась открыть броневые люки на верхней палубе. Поднявшись в верхнее отделение, я крикнул собравшейся здесь кучке команды идти вниз, в жилую палубу и выносить немедленно оставшихся там раненых задохшихся от газов людей.
Не ожидая исполнения приказания от всей кучки, с первыми бросившимися на зов людьми я и кто–то из механиков опустились в палубу, в которой уже было возможно дышать, хотя дым не вышел еще весь, и начали вытаскивать в кормовое отделение лежащих без чувств людей. Около задраенной двери в носовой отсек мы нашли целую кучу: оба доктора, оба фельдшера, мичман Всеволожский и человек двенадцать команды лежала грудой, выскочившие, по–видимому, из операционного пункта и из–за дыма и тьмы взявшие неправильное направление. Вместо того, чтобы бежать в корму, к кормовым кранам на палубу, — они бросились к задраенной двери главной носовой переборки и задохнулись от газов.
Кроме этой груды людей по разным местам палубы лежали одиночные задохнувшиеся люди и среди них лейтенант Овандер, который только что спустился в палубу из боевой рубки, будучи послан зачем–то вниз командиром. Наблюдение за выносом задохшихся людей окончить мне не удалось, так как была пробита пожарная тревога и я побежал на свое место по ней, — на ют, приказав баталеру и нескольким человекам команды окончить вынос раненых.
