— Неужто правда?..
Очнувшись от минутного наваждения и положив странно–теплый янтарь обратно, купец пояснил свои слова:
— Поговаривают, у боярыни Захарьиной—Юрьевой такое есть.
Утвердительно кивнув на молчаливый вопрос, царственный отрок изогнул бровь, поощряя тем самым говорить далее:
— Еще поговаривают, что иные из бояр да князей вокруг нее целый хоровод устроили, желая получить то кольцо.
— Вот как. И кто же старается более всех?
Гость торговый неопределенно пожал плечами, затем спохватился и дал более подробный ответ:
— Князь Очин—Плещеев, Аникита Иванович, да князь Хворостинин Димитрий Иванович. У первого сын сильно приболел, а у второго с дочкой нелады. Говорят, падучая у нее, да и без того — тоща как смерть и на лицо рябая… Гхм.
Вспомнив уже о своих девках, купец посочувствовал родовитому отцу: пристроить дочку в хорошие руки, это целое искусство! Нет, если девица на лицо румяна да пригожа, телом обильна, и приданое за ней хорошее дают… А ежели в наличии только последнее? О каком тогда счастье для своей кровиночки можно говорить?.. В жены–то, может, и возьмут, но исключительно по любви — к деньгам да вотчинам отцовским, что через нее к мужу перейдут.
— Занятно.
Ненадолго о чем–то задумавшись, наследник выложил перед собой в аккуратный рядок пять колец из темно–коричневого янтаря. Подхватил самое первое колечко и протянул вперед:
— Моя награда тебе — возможность даровать надежду исцеления любому, кто будет этого достоин. Выбирай мудро и не ищи в том выгоды, тогда твоя доброта вернется к тебе сторицей. Как и моя награда.
С глубоким поклоном приняв драгоценный дар, мужчина почтительно его поцеловал.
— За эти же кольца ты можешь получить должную благодарность… В серебре.
Пару раз моргнув, Тимофей понял, что ему только что позволили существенно поправить все свои дела. Быстренько прикинув, сколько он сможет стрясти с некоторых знакомых ему купцов, торговый гость буквально на глазах расцвел и приободрился: должно было хватить и на амбары, и на ткацкие станы, и на все остальное, да еще и изрядный «хвостик» оставался. Рублей этак в полсотни, не меньше!..
— Исполню все в точности, Димитрий Иванович.
Наблюдая, как кольца исчезают в одном из массивных сундуков, наследник немного отпил из кубка с ягодным морсом, незаметно поморщился и вернул его на стол.
— Ты упоминал о некоем обете, принятом тобой во исцеление сына. В чем он?
— Ээ?.. Отстроить храм Божий о трех колоколах.
— Уже начал?
— Так… Не на что покамест, Димитрий Иванович.
— Вот и не торопись.
Увидев непонимающий взгляд, царственный отрок пояснил:
— Придет срок, другое построишь.
Сын Викентия открыл было рот для вопроса… И закрыл, услышав тихий стук в дверь, после которого в горенку вошел сотник личной охраны царевича. Поджарый воин так выразительно поглядел на Тимофея, что тот сразу вспомнил о том, что так и не убрал список рукописей под надежные запоры. Сотник же, дождавшись пока хозяин дома отойдет от стола, тут же наклонился к сереброволосой голове для тихого доклада. Впрочем, некоторые слова и даже фразы, как бы он ни старался, вполне можно было расслышать, так что даже таких обрывков хватило купцу для понимания: протопоп Захарий, настоятель храма святой Варвары–великомученницы, приглашал осененного благодатью царственного отрока посетить его церковь.
— Заедем.
Легким жестом отпустив сотника, наследник непонятно покосился на кубок с клюквенным морсом и принялся неспешно надевать перчатки из тонкого черного шелка.
— Спрашивай.
Уже не удивляясь, что любой его интерес тут же становится виден юному господину, Тимофей поклонился — вот только, то ли от неожиданности, то ли от чего иного, но спросил совсем не о том, что его действительно волновало:
— Димитрий Иванович. А зачем тогда мы с Елпидькой… Ну, в Разбойный приказ?
Надо сказать, что хотя знакомство со старшим катом Аввакумом и было несколько… Неожиданным. М-да!.. Кое–какую пользу из произошедшего опытный, верченый и крученый жизнью торговый гость Суровского ряда уже извлек — столь специфические знакомые заставили поутихнуть нескольких его недоброжелателей.
— У твоего сына было порвано сухожилие. Дабы правильно его сшить, нужны особые умения и немалый опыт. Он есть у некоторых чужеземных лекарей, но я им не доверяю.
Ненадолго замолчав, десятилетний мальчик поправил рукава своего кафтана, и задал довольно неожиданный вопрос:
— Что случается с катом, если он дозволяет пытуемому умереть?
— Ну?.. Прости, государь, мне то неведомо.
— Он сам ложится на освободившееся место. Поэтому кат, если он хочет долго жить, должен в совершенстве знать свое дело. Где какая жилка или венка проходит, что можно с ними делать, что нельзя, а так же — как поправить то, что натворил от излишнего усердия. Старшему кату Аввакуму уже не раз доводилось сращивать сухожилия…
Остановившись перед дверью, царевич насмешливо вскинул бровь, и хозяин тут же поспешил ее открыть, коря себя за нерасторопность. Спускаясь по узенькой лестнице со второго поверха, царственный гость мимоходом заметил:
— Но ты хотел спросить иное.
— Государь мой…
Увидев, как полыхнули раздражением невозможно синие глаза, Тимофей сын Викентия резко осекся, виновато опуская голову. Затем, спохватившись, он быстро огляделся в поисках лишних ушей — радуясь, что стражи заранее разогнали всю его дворню (а семье уже он сам строго–настрого указал сидеть по своим горенкам, и даже носа не высовывать). Откашлялся, и сделал вторую попытку, на сей раз обращаясь к гостю так, как и должно:
— Государь–наследник. Кхм!.. Как бы мне второго сына?..
Не отвечая, юный властитель вышел на крыльцо, обильно украшенное немудреной резьбой по дереву, уселся на Черныша, и с высоты седла чуть склонился к хозяину:
— Вот как похвалишься мне первыми канатами да парусиной, так и будет тебе еще один сын…
Два боевых жеребца, неприязненно косивших друг на друга налитыми злостью глазами, сходились медленным шагом — хотя с куда большей охотой предпочли бы рвануть со всех сил, дабы попробовать соперника на прочность тяжелыми ударами подкованных копыт или широкой груди, либо рвануть его тугую плоть своими зубами…
Сшшдон! Ссшии-клац-ссшшдон-клац!
Буланый аргамак чуть подался назад под натиском кабардинца, затем оскорблено всхрапнул и все-таки изловчился куснуть вороного наглеца в опрометчиво подставленный круп. Короткое ржание, перетаптывание на одном месте, лязг встретившихся сабель — после чего одна из них улетела прочь, с обиженным звоном вырвавшись из сжимающей ее детской руки.
