Ложь, ложь и ложь! Никакого баварского короля нет!
— Вы солипсист? — восхитился Иоганн Фест. — Формируете реальность по собственному желанию? У вас как с английским, штандартенфюрер? Впрочем¸ есть немецкий перевод, не очень точный, зато по смыслу.
«Мир, — учил он, — мое представление!» А когда ему в стул под сиденье Сын булавку воткнул, Он вскричал: «Караул! Как ужасно мое представление!»
[48]
Брандт отмахнулся.
— Оставьте еврейские шуточки! Два года назад я возглавил комиссию, присланную рейхсфюрером в Горгау для расследования тамошних… событий.
— Это когда английский трофейный танк напугал весь Лейбштандарт?
Очерком доктора Левеншельда об этом конфузе в свое время поделилась со своими слушателями «Свободная Германия».
— Лейбштандарт подавил бунт за несколько часов! — скрипнул зубами Брандт. — Парни ликвидировали угрозу химического заражения огромного района. Ценою своих жизней, между прочим, так что не кощунствуйте. Там и погиб Август Виттельсбах, я сам видел его труп. Снайпера, который его застрелил, повысили в звании…
Доктор Фест ничуть не удивился.
— Король умер — да здравствует король! Мало ли Виттельсбахов?
— Нет! Остальные в Штатах, сидят тихо, в политику не лезут. Именем Августа воспользовалась шайка авантюристов, она и мутит воду. Крапленая карта, доктор, ею не выиграешь.
В коридоре уже не орали — ревели. Бывший унтер-офицер невольно пожалел шуцманов. Хотя и они горазды на людей голос повышать.
— Я рассказал вам об этом, доктор Фест, чтобы вы не тешили себя надеждами. Все, что говорят наши враги — неправда. Рейхсфюрер по-прежнему руководит СС, ему верит фюрер, предатели же слабы и бессильны!..
Двери открылись, народ повалил обратно. Вид у многих был слегка пришибленный. Впрочем, не у всех, шнапс помог сохранить спокойствие духа.
— Думайте, доктор Фест! — штандартенфюрер хлестнул по матрацу сдернутой с руки перчаткой. — И цените, я пытаюсь использовать слова, а не патроны. Пока, во всяком случае.
* * *
Автомобиль был поистине роскошен, черный пульман-лимузин в сверкающей светлым металлом отделке. На капоте маленькое крылатое ядро.
— Horch 951, — пояснил немолодой шуцман, затягиваясь сигаретой. — Таких в Рейхе хорошо если два десятка. У рейхсминистра Геринга их целых два.
В коридор все-таки выпустили, затруднительно держать взаперти чуть ли не роту. А вот из здания — нет, поэтому в коридоре и курили. Дневальные поспешили притащить урну, начальство же сделало вид, что так и надо.
Въехавшую во двор машину обсуждали за неимением иных новостей, но автомобиль того стоил. Прибыл он не один, а вместе с крытым грузовиком, причем, судя по цвету тента, гражданским.
— Такой красавец только у гауляйтера есть, — рассудил полицейский, ловко отправляя окурок в урну. — Интересно, зачем пожаловал? Тоже выгнать нас хочет?
Иоганн Фест такому бы не удивился. Гауляйтер Верхней Баварии Адольф Вагнер слыл человеком тертым, имел ранг министра и всегда держал нос по ветру. Если уж он приехал…
— Последнее предупреждение.
Бывший унтер-офицер произнес это негромко, но шуцман услышал и согласно кивнул.
К автомобилю спешили штабные в черных кожаных плащах, за ними взвод юнкеров при карабинах. А из грузовика уже выпрыгивали крепкие парни в светло-зеленых шинелях и таких же кепи.
Штурмовики! СА! Доктор Фест не удержался от усмешки. Эти рейхсфюрера защищать не станут! Интересно, будут ли стрелять?
Один из юнкеров вскинул карабин.
— Рдах! Р-рдах!..
5
«Здравствуй, маленькая большая девочка! Сейчас я в нашем старом доме, где мы жили когда-то с твоей мамой. Представь себе, Соль, не нашел ни одной твоей фотографии! Но они не нужны, достаточно закрыть глаза, и ты…»
Она отложила письмо. Первый восторг прошел, перечитывала уже спокойно, думая над каждой фразой. Когда после завтрака ее позвали в небольшую комнатку (каюту!) уровнем выше, на лифте и еще по коридору, летела, словно на крыльях. Письмо! От папы! И только получив белый твердый конверт со своим полным именем, впервые задумалась. А остальным за письмами тоже приходится бегать? В интернате просто: большой ящик на стене, черные буквы по алфавиту…
Когда же прочитала, вопросов прибавилось. Почерк отца, и слова вроде как его, «маленькая большая девочка» это она. Но не Соль! Для папы, когда они вдвоем, она Со, тайное имя, его нельзя использовать в письмах, поэтому и «маленькая большая». А еще дом. С мамой отец там не прожил и дня, они обвенчались прямо перед стартом, знаменитая семейная история. А вот фотографии в доме должны быть, несколько лет назад они вместе с мамой составили большой красивый альбом, чтобы отправить на Клеменцию.
А бабушка и дедушка где, папины родители? Даже привет не передали?
Письмо лежало на столике, и с каждой минутой Соль все больше убеждалась, что с ним все не так. Никаких новостей, а из советов только один — быть откровенной и ничего не таить. Попыталась представить голос отца, проговаривающего написанные фразы. Получилось, но приор Жеан произносил слова как будто через силу, сквозь боль…
Испугалась, письмо спрятала подальше. Увидит отца, тогда обо всем и расспросит.
Пора к бажюлю. Не хочется, а надо.
* * *
— Я хорошо помню бой на улице Шоффай, — вздохнула она. — Но мои воспоминания вряд ли помогут. Порохом пахло, а еще кровью. Убитых возле окна складывали, а я в углу сидела рядом с аппаратом «Сфера» и уши ладонями закрывала.
