Фест стиснув зубы, ускорил шаг. Тени, теряя очертания, распадались туманом. Над парком понесся ледяной вихрь, пахнуло морозом…
— А ты этого хочешь? В самом деле хочешь? Тогда почему не вспомнил, когда мы заключали договор?
Над парком неслышно кружились колкие снежинки. Он вдруг понял, что вместо костюма на нем старая шинель.
* * *
Утро началось с того, что сразу же после построения, лишь только начальник училища принял рапорт, в ворота въехал зеленый командирский Stoewer R200. Оттуда выскочил длинный, слегка нескладный офицер в расстегнутой шинели и задвинутой на затылок фуражке. Не обращая внимания на происходящее, быстрым шагом направился к зенитчикам, уже успевшим занять посты. Последовала не слишком понятная пантомима, офицер размахивал руками, время от времени, кивая в сторону ворот.
Начальник училища подозвал одного из офицеров, поручив ему личный состав, сам же поспешил к гостю, успевшему уже подобраться ко второй зенитке. Заиграл оркестр, добавляя в происходящее дозу здорового абсурда.
Юнкеров распустили, зенитчики деловито возились со своими «восемь-восемь», к начальнику училища присоединился памятный еще по Берлину толстяк-штандартенфюрер. В воротах грозно взревел артиллерийский тягач.
Спор с приехавшим офицером еще продолжался, когда в дело включился Олендорф, но уже стало ясно, что зенитчики уезжают. Иоганн Фест, отступив в курилку, досмотрел все до конца. Под финал даже Олендорф перешел на крик, но помогло слабо. Офицер-артиллерист откозырял, солдатики прицепили орудия к тягачам…
Делая последнюю затяжку, доктор Фест прикинул, что толку от зениток мало, но к ним уже успели привыкнуть. В Бад-Тёльце и так не слишком весело. Сделав этот поучительный вывод, он собрался в знакомую уже комнату к старым газетам, когда тяжелой плетью ударило:
— Рдах! Р-рдах!.. Дах-дах-дах!..
Утро определенно удалось.
* * *
Растерянные юнкера не слишком умело выстраивали оцепление, штабные сгрудились в середине крепостного двора, всех прочих оттеснили к зданию казармы. Полицейские не подкачали, сумев узнать самое главное. Автомобиль рейхсфюрера! Самого Гиммлера в нем не было, машину за какой-то надобностью отправили в ближайший городок с адъютантом и шофером…
То, что с машиной беда, стало ясно, как только ее втащили в ворота, естественно, на буксире. Подбежали штабные, открылась дверца, кто-то, шатаясь, выбрался наружу.
— Расходитесь! Расходитесь!..
Юнкера во главе с белым, как мел, гауптштурмфюрером принялись загонять зевак в казармы. Перед тем, как войти в дверь, бывший унтер-офицер оглянулся. Возле авто уже стояла толпа офицеров, к ним подбежал толстяк-штандартенфюрер…
Гиммлера не было, даже не выглянул.
* * *
«Земляки и гости нашей Баварии! — громко читал один из полицейских, устроившись на втором ярусе. — Гиммлер уже труп и заражает всех трупным ядом…»
— Прекратите! — кто-то в черной форме, подскочив, потянулся к листовке, но его без особых церемоний сбили с ног.
«…Мы, подданные Его Величества Августа, Первого, хотим сберечь жизни всех, кто сейчас находится в Бад-Тёльце, кем бы они ни были. Поэтому предупреждаем вас: уходите! Не слушайте Гиммлера, он уже никто, все руководители местных организаций СС…»
Тох! Тох!..
Полицейский выронил листовку и начал сползать на пол. Тело с глухим стуком ударилось о крашенные доски.
Пока кричали, пока вбежавшие с карабинами наперевес юнкера оттесняли народ от убитого и крутили руки тем, кто пытался сопротивляться, бывший унтер-офицер отошел в угол и, никого не стесняясь, достал пачку «Юно». В армии нельзя, в банде в самый раз.
Тут явились три бородача сюда. Они сказали: несправедливость мы в силах лишь сообща побороть. Но их доконали в тюрьме в одиночке. Черви до самой кости прогрызли их плоть. И онемели бородачи навсегда. Заодно и птички молчали в лесочке. * * *
— От коек не отходить! Повторяю! От коек не отходить, стоять смирно!..
Невеликий чин драл горло, бегая по помещению казармы, юнкера с оружием разместились у входа. Бывший унтер-офицер стоял, прислонившись спиной к стойке кровати, прикидывая, зачем Гиммлер таскает с собой эту случайную публику. Берлинские шуцманы, мелкие чины из низовых секций СС, инструкторы из Гитлерюгенда, он сам. Ладно, доктор Фест — проводник, кебаль, но остальные? Полицейские не слишком годятся для охраны, трусоваты. Посыльные и связные? Но Баварии они не знают. Значит, живой щит или того хуже, бараны для жертвоприношения?
Иоганн Фест вытер со лба внезапно выступивший пот. Неужели Гиммлер в подобное верит? Или не верит, а знает?
— Выходи в коридор! Строиться, строиться!..
Новый чин, на этот раз постарше, пьяный, но не слишком. Обитатели казармы откликнулись не сразу, но юнкера подняли карабины, и народ неспешно потянулся к дверям. Бывший унтер-офицер прикидывал, нельзя ли где-нибудь спрятаться, когда почувствовал чью-то хватку на локте. Обернулся.
— Останьтесь тут, доктор. Ваше присутствие разлагает личный состав.
Штандартенфюрер Брандт! Трезвый? Едва ли, едва ли.
Когда казарма, наконец, опустела, а юнкера захлопнули двери, Брандт дернул губы в усмешке.
— Сейчас им станут внушать вечные истины по прусской методике — криком в самые уши…
Из коридора и в самом деле донесся громкий и совершенно бессвязный ор. Бывший унтер офицер поморщился.
— На меня не подействует, наслушался еще в 1918-м. Фельдфебели тогда были не в пример нынешним. И голосистее.
В коридоре все стихло, но ненадолго. Теперь орали уже двое. Штандартенфюрер прислушался.
— А, по-моему, ничего. Но вы, доктор, живете не эмоциями, а разумом, поэтому кое-что разъясню. Все, что сейчас происходит — наглая провокация.