Пока воевать было не с кем. Армия Эдекона одной из двух колонн (второй командовал Онегез и двигалась она западнее, вдоль адриатического побережья), не встречая сопротивления, прошла по прекрасной римской дороге до города Наис, столицы провинции Дардания, который находился на холме возле слияния одноименной реки с Маргом. В этом городе родился Константин Великий, основатель Константинополя, сделавший христианство официальной религией Римской империи. Наверное, это он защитил город каменными стенами высотой метров восемь, благодаря которым горожане поверили, что выдержат осаду. Гуннская армия, к которой присоединилось большое количество саперов-римлян, соорудила через реку наплавной мост южнее города, переправилась в полном составе и стала готовиться к штурму — сколачивать лестницы нужной длины и щиты, изготавливать тараны и осадные башни на колесах. Этим занимались пехотинцы, а конница грабила окрестности. Вся армия была на самообеспечении, так что приходилось шустрить. Пойманных крестьян тут же продавали в рабство. За нашей армией следовала вторая, поменьше, из купцов и работорговцев и их охранников, которая за бесценок скупала всё. Пока что пленников мало, поэтому цены на рабов сравнительно высоки — по силикве за голову. Когда станет много, упадет до нуммии и даже ниже. На вырученные деньги мы покупали у купцов продукты, в основном вино. Половину захваченного скота и зерна отдавали в общак, который распределялся между теми, кто занимался приготовлениями к штурму.
Мой отряд расположился южнее города, на склоне одного из двух холмов, поросших деревьями, которые частично укрывали нас от холодных дождей, зарядивших в последнее время. Как обычно, разбились на две группы: в одной оседлые, во второй кочевники. Впрочем, коней пасли вместе и под охраной смешанного наряда. Я занял место посередине. Пока что к молодому командиру, назначенному гуннами, и те, и другие относились с недоверием. Я понимал, почему, и не пытался убедить, что имею достаточно опыта для руководства не только маленьким отрядом, но и целой армией. Такое можно доказать только в бою. И я решил ускорить появление доказательств. Поскольку предполагалось, что в штурме будут участвовать пехотинцы, мои подчиненные сильно удивились, когда я приказал не продавать двух захваченных крестьян, а припахать их на изготовление лестниц длиной метров десять.
— Если мы ворвемся в город первыми, то захватим богатую добычу, если последними, то будем подбирать остатки, — объяснил я.
Предполагалось, что пехота сделает проломы в стенах или откроет ворота, и тогда, на готовое, в дело вступят гунны. Они, как заметил, не спешили кидаться в бой, предоставляя союзникам возможность проявить доблесть и погибнуть, кроме случаев, когда первым доставалось больше добычи. Кстати, гунны отдавали главнокомандующему десятую долю награбленного, а союзники — треть. Мой отряд, благодаря моей дружбе с Эдеконом, относился к первым.
К моей идее подчиненные отнеслись с недоверием. Спорить никто не стал, видимо, не сочли нужным. Если будет не слишком опасно, поддержат, если нет, станут уклоняться, а начну гнать на погибель, получу стрелу в спину или кинжал в бок. Никто потом не будет разбираться, как погиб в бою командир, спишут на врагов.
Штурм начался на двенадцатый день осады. Те крестьяне, что изготовили по башне на каждую куртину с этой стороны города и два тарана, теперь толкали первые к стенам, а вторые к двум воротам. Сухой ров шириной метров десять и глубиной метра три был засыпан в нужных местах в первые дни осады. Башни или, как их называли римляне, туры изготовлены в лучших традициях военно-инженерного дела нынешнего времени: высотой метров десять — немного выше городских стен, снаружи обвешены свежесодранными, бычьими шкурами, чтобы враги не смогли поджечь горящими стрелами и дротиками или повредить камнями, на четырех сплошных деревянных колесах диаметром метра полтора. Внутри были две лестницы, соединяющие три яруса, на первом из которых подвешен таран — довольно длинное и толстое, дубовое бревно с мощным бронзовым наконечником, на втором находился перекидной мостик, на третьем — защищенные места для лучников. Тараны, подведенные к воротам, напоминали длинные дома с высокой крутой крышей, тоже выстеленной сырыми шкурами, только имели еще и шесть деревянных колес. Ударное бревно в них было длиннее и тяжелее, чем в башнях, но вес орудий был меньше, и людей толкать их могло больше, поэтому раньше добрались до цели и приступили к работе. Один таран был тут же выведен из строя, удачно скинутым с надвратной башни валуном, который угодил прямо на конёк крыши и буквально сложил всё сооружение, задавив несколько крестьян, которые должны были под присмотром наших копейщиков раскачивать бревно с бронзовым наконечником, помогая своим врагам захватывать город. На второй таран тоже скинули валун, но неудачно, срикошетил, лишь немного надломив крышу. Затем облили кипящим оливковым маслом, которое, как я понял, никого не забрызгало, и подожгли. Огонь, сильно коптя, разгорался с полчаса. За это время таран, может, и повредил ворота, но не вышиб. Скорее всего, их изнутри завалили камнями и землей. Когда огонь добрался до подсохшего дерева, все сооружение полыхнуло. Копейщики, а вслед за ними и крестьяне, раскачивавшие таран, ломанулись от ворот наперегонки. Вслед им с надвратной башни и городских стен полетели стрелы, убившие несколько человек.
Зато у тур дела шли лучше. Все подкатили к стенам, правда, пара встала кривовато, и тараны начали колотить, а лучники — обстреливать защитников. На верхних ярусах тур были гунны с мощными луками, которые на короткой дистанции пробивали любой щит и доспех. Если первое время горожане хоть как-то пытались повредить туры, то вскоре смелые погибли, а остальные попрятались.
Я подошел к ближней от реки туре, благо никто из защитников города не мешал, и с интересом понаблюдал, как на городской стене, сложенной из плохо обтесанных камней, облицованных цементным раствором, появляются трещины и, утолщаясь, ползут вверх и в стороны, как сперва обсыпается облицовка, потом отваливаются маленькие камушки, потом побольше, а за ними вываливаются корявые куски забутовки из булыжников и известкового раствора. Впрочем, мой интерес имел и практическую цель. Я хотел одним из первых узнать, когда в стенах сделают пролом, и не пропустить начало штурма. В большой семье клювом не щелкают.
Ждать пришлось долго, до второй половины дня. Мы успели пообедать и покемарить. Первой пробила стену насквозь средняя башня. Пролом был пока маленьким, человек не протиснется. Обычно внутри города напротив того места, где работает таран, быстро строят дополнительную стену или насыпают холм из земли и камней. Каким бы длинным ни был таран, обычно его едва хватает на всю толщину стены, дальше приходится расширять кирками, ломами и лопатами, что занимает больше времени. Наисцы никаких мер не предприняли. Такое впечатление, что им без разницы, что город вот-вот захватят. Видимо, уже смирились со своей судьбой, решили, что, вступив в бой, погибнут сразу, а если спрятаться, то проживут дольше на несколько часов, а везунчики даже на несколько лет, пусть и рабами. Наши пехотинцы, истомившиеся без дела, начали подтягиваться к городским стенам, чтобы после сигнала о начале штурма первыми ворваться в город. Подошли и гунны, косолапо ковыляя на коротких кривых ногах. Всем нужна была добыча.
Я решил, что пора и нам приступать к делу. Утром каждому воину своего отряда объяснил, кто и что должен делать. Четыре человека остались пасти наших лошадей, а остальные были разделены на две группы: в первую вошли «оседлые», которые сейчас несли пять лестниц, а во вторую — «кочевники», которые должны были стрельбой из луков обеспечивать прикрытие. Мы зашли со стороны реки, где, как я надеялся, горожане меньше всего ожидали нападения и где нас мало кто видел из осаждавших. Я не хотел, чтобы сразу вслед за нами проникли в город другие. Чем больше у нас будет времени, тем больше ценной добычи захватим.
Ночью был дождь. Земля еще не высохла, поэтому ноги скользили на пологом склоне, который шел от стен к берегу. Лестницы тоже соскальзывали, пришлось выбивать для них ямки кинжалами и топорами. Одну лестницу поставили возле дыры у подножия стены, через которую стекала, сильно воняя, городская канализация. Судя по мощности напора, наисцы, скажем так, испугались очень сильно. На этой куртине несли службу десятка два горожан, успевшие метнуть несколько камней и ранить несколько моих подчиненных, пока наши лучники не разогнали их.
