ты Бро, правильно?
И кто это такие? Что за чудеса на виражах?
— Кто спрашивает? — отвечаю я.
— Корней.
Они встают и подходят ко мне. Сзади появляются ещё двое, постарше. Выглядят солидно, один в костюме, другой в тёмных очках, джинсах и футболке.
— Ну, допустим, — останавливаюсь я. — Но сейчас не могу уделить вам внимание. Болею.
— Да знаем мы, знаем, — кивает тот, что в джинсах. — Знаем, что ты маслину от ментов словил.
Ого, легенда уже пошла в народ. Так рождаются герои эпоса. Легенду эту, впрочем, придумал не народ и не я сам. Её придумал Злобин, кагэбэшник, похожий на Де Ниро.
— А раз знаете, что тогда? Приходите, когда здоровье поправлю.
— Ну, ты не быкуй, мы же по-человечески. Нужно поговорить.
Блин. О чём Корнею со мной говорить? О выстрелах в дачном посёлке? Ему-то что до всего этого?
— Ребят, давайте не сейчас, мне в постель надо.
— Нет, потом нельзя, — отвечает один из тех, кто помоложе, вероятно более резкий и борзый. — Надо ехать сейчас.
— Ехать? Да куда ехать-то? Вы что, русский язык не понимаете?
— Походу, это ты не понимаешь, — пожимает плечами костюм.
У парня пшеничные усы и довольно длинные волосы.
— Давай, садись.
К подъезду подъезжает «Рафик» с надписью «Маршрутное такси» на борту и новосибирскими номерами.
— Повторять не намерен, — кивает в подтверждение своих слов человек в костюме. — Давай в машину.
— Куда ехать-то?
— В Плотниково.
— Да вы чё, охренели? Какое Плотниково? Езжайте вы сами, куда хотите, мне…
Короткий тычок в почки прерывает меня на полуслове.
— Давай, залазь тебе сказали.
Забираюсь в машину. Надо уже пост охраны ставить у подъезда. Точка доступа закрывается, блин, заколебали уже. Озираюсь. Ребята серьёзные, на боксёров похожи, морды набуцканные. Впрочем, больше не быкуют и, не считая тычка по почкам, ведут себя вполне прилично и даже, можно сказать, довольно вежливо.
Итак, Корней, значит. Какого хрена, Корней? Ты разве не знаешь, что я с Цветом работаю? Знаешь, конечно. И, разумеется, знаешь, что я не признаю его за сюзерена. И что же, хочешь наложить лапу на мой ещё не начавшийся бизнес? Похоже на то. Наглец, что сказать.
Ехать, конечно, не так уж и далеко, но мне, если честно, и этого хватает. Рана ноет, капец. Кенты Корнеевские почти не разговаривают, только тот, что в костюме долго и нудно рассказывает джинсовому о каком-то юридическом казусе, породившем несколько забавных прецедентов в штатах. Блещет широтой кругозора, молодец.
Шумит она, красавица,
Звенят, поют овсы,
И парень улыбается
В пшеничные усы…
Чем-то на Влада Листьева похож, только взгляд наглый и борзый.
Наконец, прибываем в Плотниково, прямиком к нашей винокурне. Ворота открыты. Зашибись просто… Работники типа уже перешли в подчинение к Корнею? А вот и он сам, ну надо же, Корней собственной персоной.
— Здорово, Бро, — вполне дружелюбно приветствует он меня, когда я выползаю из «Рафика». — Чёт выглядишь ты не очень. Не выздоровел ещё что ли?
— И тебе не хворать, — киваю я. — Лечусь ещё. В данный момент вот лечебное катание применяю.
Он ржёт.
— Да ладно, чё ты, не девчонка же, полчасика-то всего, разве это дорога? Больше разговоров. Я вот четыре часа сюда херачил и то не жалуюсь, да же пацаны?
Пацаны ухмыляются и кивают.
— Ну что же, добро пожаловать, в наши края, — говорю я без улыбки.
— Спасибо, брат, спасибо.
Близко мы не знакомы. Виделись в казино, в Новосибе на открытии и ещё потом пару раз, но лично практически не общались. Привет-пока и все дела, по большому счёту.
— Ладно, короче, — говорит он, становясь собранным и серьёзным. — Я тут узнал, что ты затеял производство интересное.
Я молчу, смотрю прямо, никаких опасений не выказываю.
— Я поучаствовать хочу. Бабки готов дать. Как на это смотришь? Больше бабок, больше товара, да?
Серьёзно? И с какого это рожна, позволь спросить, я тебя в дело брать должен?
— Давай присядем, — отвечаю я. — В ногах правды нет, сам знаешь. Пойдём вон туда, под навес.
Я иду и сажусь в тень на брёвна, не дожидаясь ответа. Стоять на солнце не буду, даже, если это было частью его плана.
— Ну, так что? — наседает Корней, подходя ко мне, но оставаясь на ногах. — Что скажешь?
Он оборачивается к своим и отыскав взглядом усача в костюме, делает ему знак подойти.
— Иди сюда, Адвокат-на, — говорит он и снова поворачивается ко мне с видом типа, о чём это мы тут говорили?
— А что сказать-то? — удивляюсь я. — Что ты хочешь услышать, что всё, вопрос решён? Во-первых, предприятие государственное.
— Кооперативное, — уточняет Адвокат.
— Да, открывает его облпотребсоюз, — соглашаюсь я, — но это же не частная лавочка, правда? Будут производиться соки для сельских жителей и прочее там…
— Меня, как раз, «и прочее» интересует, — снова вступает Корней. — Линия по розливу, насколько я знаю, не государственная, а твоя личная. Или нет? Или о чём ты сейчас вообще?
— Я говорю о том, что прямо сию минуту тебе не могу дать ответ. Проект не мой, в том смысле, что я не единственный, кто в нём участвует, понимаешь? Мне надо обсудить с товарищами. Но предварительно тебе могу сказать, что мы не ищем новых партнёров. Куда ты хочешь деньги вкладывать? Всё уже закуплено, всё подготовлено, работа проведена. Расширить производство в имеющихся условиях довольно трудно. По дистрибуции… э-э-э… по поставкам то есть уже есть чёткое понимание, хотя в этой части, как раз, сотрудничество вполне возможно.
— То есть… я не понял, он мне предлагает просто торговать своим пойлом? — снова поворачивается он к Адвокату.
— Э-э-э… — тянет тот.
— Ну, я думаю, — не жду я, что он там родит, — что у тебя будет шикарная дилерская скидка… Вообще, часто прибыль продавца превосходит прибыль производителя… На Западе то есть…
— Чего? — нависает надо мной Корней. — По-моему ты мальца не догоняешь!
Выглядит он сейчас весьма грозно. Брови сведены к переносице, в глазах проскальзывают жёлтые искры гнева, желваки играют на скулах. Лицо, будто высеченное из камня, хоть сейчас размещай на плакат о ненависти к врагам народа.
— Я ведь, — цедит он, — не разрешения пришёл спрашивать. Я пришёл сказать, что у меня теперь здесь доля будет. Не хочешь моё лавэ, не надо. Значит, буду без денег в доле. Чё те не ясно?
— Так ведь здесь серьёзные люди решают, не мне чета. Ты же не на мои интересы лапу накладываешь, а на интересы тех, кто делиться не захочет.
— Да ты чё? В натуре? Это что за люди такие? Цвет, может быть? Так я, насколько знаю, он здесь не при делах. Не, если ты представитель Цвета, ты так и скажи, я тогда не с тобой, а с ним тереть буду. Чё?
— По этому конкретному предприятию ты можешь разговаривать только со мной. А я поговорю с акционерами и дам тебе ответ в течение… не позже, чем через неделю.
— Ты чё, ох*уел, в натуре? — звереет он, а Адвокат распахивает глаза, как будто инопланетянина увидел. — Ты слышь, кто такой, чтобы так со мной говорить? Ты, фраерок оборзевший! С «акционерами» в натуре. Я тебе сейчас устрою акцию, зае**шься щёки надувать, морда. Значит слушай сюда. Акционеры твои меня не колышут, с ними решай сам. Не можешь решить, я решу, но ты тогда на*уй здесь не нужен будешь. Короче, половина моя. Чё не ясно?
Ну надо же, шустрый какой. Не рановато ли для девяностых? Вроде не пришло время ещё. Собственность-то пока социалистическая, брателло… И что же мне с тобой делать? К Цвету обратиться за поддержкой?
— Как положено друзьям, всё мы делим пополам, — напеваю я детскую песню. — И смешинки и слезинки, пополам,
