Несмотря на эти вполне внятные приказы, сотни людей пытались прорваться на работу, выйти в магазин или на рынок.
— Дед, ты куда прешь? Тебе что сказали, сидеть дома! — орал на сгорбленного старика с палкой и бидончиком невыспавшийся ломаемый прививкой милиционер.
— Я иду на базар, за молоком, — дед шаркающей походкой продолжал продвигаться вперед.
— Какой к такой-то матери рынок! — милиционер ткнул дубинкой в пустые прилавки. Но старик был почти слеп и остановиться не захотел. Добравшись до прилавков и не обнаружив продавцов, он пристроился на скамейку и, судя по позе, никуда не собирался уходить.
— Дед, ты чего тут расселся? Видишь же, нет никого и никого не будет!
— Кто-нибудь да принесет молоко. Мне молоко нужно, у меня диета, — упрямо твердил старикан. — Мне кашу надо варить манную. Дожили, молока в стране не стало. При коммунистах-то все было, после войны вон каждый год цены снижали, и воровства не было...
— Гриб горбатый, — сказал милиционер, отходя к сослуживцам. — Капитан увидит этого козла, затрахает до смерти. О, еще какая-то овца выползла! Э, ты куда это, детка!
Молодая девица в синей импортной куртке, выпорхнув из подъезда, волокла на буксире заспанного малыша.
— Я, я в детский сад. Мне на работу надо.
— Ты что, не слышала, что передают по радио? — милиционер ткнул дубинкой в проезжающую машину с громкоговорителем.
— Слышала.
— Ну и куда же ты тогда прешь?
— Мне в магазин надо, у меня хозяин очень строгий, Рагим, азербайджанец. Он меня уже грозил уволить за опоздания, я хлебом торгую, тут недалеко, вот за тем домом.
Милиционер был готов взвыть от злости.
— Какой тебе к х... Рагим?! Никто и нигде и ничем сегодня торговать не будет! Ты сдохнуть что ли хочешь вместе со своим щенком?
— Нет, — девчонка подхватила малыша с земли. Она смотрела на милиционера ясным наивным взглядом ничего не понимающих голубых глаз, и тот, перестав ругаться, просто взял молодую мамашу под локоть и отвел ее в подъезд.
— Ей самой еще в ясли ходить, полная дура, а она уже сама со спиногрызом..
Он бормотал еще что-то, пока сосед не толкнул под руку:
— Вань, глянь-ка.
У дальнего угла пятиэтажки виднелась убегающая щуплая фигурка в синей куртке. Всех троих милиционеров бросало то в жар, то в холод, тело нещадно ломало и не было ни малейшего желания бегать за разными идиотками.
— Хрен с ней, на всех дураков намордников не наденешь. Постоит у запертого детсада да вернется домой. О, вот и дед собрался до хаты!
— А при коммунистах молоко всегда было! И порядка было больше, — упрямо прошамкал старик.
— Давай-давай, скоро повидаешься со своими, и с Леней и с Виссарионычем, — приободрил Ваня упрямого оппонента.
Но больше всего работы милиционерам досталось на следующий день, когда болезнь подошла вплотную.
— Помогите! Боже мой, хоть кто-нибудь, помогите!
Крик этот раздался сверху, и, подняв головы, дежурный наряд увидел на балконе третьего этажа обнаженную растрепанную женщину лет тридцати. Подняться она уже не могла, не хватало сил. Лежа на бетонном полу, она прижалась к решеткам ограждения и протягивала сквозь них руки. От ее жуткого крика у всех в округе просто мурашки бежали по спине:
— Ну помогите хоть кто-нибудь, мне так больно!
— Ты своим-то сделал прививку? — тихо спросил сержант напарника.
— Нет, очередь еще не подошла.
— Какая очередь! Подойди, сунь врачу, и он все сделает.
— В самом деле?
— Чудак ты, Васек, беги быстрее! Вон, как раз машина с медиками пошла, заверни ее к себе. Женщина кричала почти три часа, и ее наблюдали жители трех ближайших домов. Даже издалека было видно, как тело жертвы неумолимо покрывалось синими пятнами.
Еще несколько человек примерно в таком же состоянии умудрились выбраться на улицу. Особенно поразил всех мужчина громадных габаритов, появившийся по утру на центральной площади города. Из одежды на нем остались лишь застиранные синие трусы, почти такого же цвета пятна покрывали все тело гиганта. Глаза его были закрыты, он шатался как пьяный, чудом удерживаясь на ногах, но упрямо шел вперед, к какой-то своей, не известной остальным цели. Стоявшие в оцеплении солдаты шарахнулись от заразного в разные стороны, никто из них еще не был привит. А тот вышел на середину площади и упал у самых ног статуи Ленина. Умирал он долго, огромный организм упрямо не хотел принимать смерть.
— Да пристрелите вы его! — возмутился приехавший с инспекцией командир части.
— Может не надо? — возразил сопровождавший его мэр города. — Это произведет плохое впечатление на жителей.
— Ну, как хочешь, но если меня так скрутит, то, Титов, — полковник обернулся к адъютанту, — не пожалей патрона, очень прошу.
Несколько хитроумных горожан пытались окраинами выбраться из города, но ничего хорошего из этого не получилось. Стоявшие в оцеплении солдаты боялись их гораздо больше, чем приказа начальства, и завернули беглецов назад, не дав им даже приблизиться.
— Куда? Ну-ка вали обратно! — крикнул сержант, начальник одного из караулов, завидев неторопливо ехавшего на велосипеде по дороге от города мужика в брезентовом дождевике и с привязанными к раме удочками.
Рыбак не послушался, и сержант, с руганью сорвав с плеча «Калашников», дал очередь поверх головы упрямца. Этот аргумент подействовал мгновенно. Мужик завалился набок и уже из кювета начал дискуссию с караулом:
— Ты чего, охренел, что ли?! Так ведь и убить мог!
— Я тебя, падлу, сейчас точно грохну. Тебе сказано было, чтоб не выходил из дома?! А ты куда прешь?
— Да ложил я на вас всех с прибором, запрещать они мне будут!
На вид мужику можно было дать и пятьдесят лет и все семьдесят, худой, со вставными железными зубами и лицом изголодавшейся после долгой зимы кикиморы.
— Куда хочу, туда и еду. Я каждый день по этой дороге на рыбалку езжу, и не дави мне мозжечок всякими там указаниями!
— Слушай, дядя, вали отсюда, а! По-хорошему прошу!
— Указывать мне еще будешь, сосунок!..
Длительная перепалка кончилась тем, что сержант, не выдержав ослиного упрямства оппонента, дал еще одну очередь перед самыми ногами рыбака. Это наконец-то подействовало, и рыбак развернул свой двухколесный экипаж. Отъезжая, он вылил на сержанта такой поток мутного мата, что тот, не выдержав, шмальнул еще одну очередь. Целил он поверх головы, но рука дрогнула, и две пули разнесли затылок нарушителя карантина. Сержант еще не успел осознать происшедшего, как совсем рядом, из-за поворота, послышался знакомый звук мотора командирского «Уазика». Полковник мчался на звуки выстрелов.
— Сука, что же ты наделал, а?! — со слезами в голосе спросил сержант не то самого себя, не то мертвого велосипедиста.
