— Прокурор Коммуны, — кивнул я. — Кажется, он не любит гражданина Дантона.
— Не любит… Но сказал то же самое, только не так вежливо. У Альфонса нет ни малейших шансов. Никаких! Понимаете?
Она перевела дыхание, схватила кружку, но тут же отставила ее в сторону.
— Нет, пока не буду. Слушать исповедь пьяной горничной будет совсем омерзительно… Тогда я спросила, что можно сделать. Странно, но гражданин Шометт был очень откровенен. Он сказал, что единственный шанс — отложить процесс. Если Альфонса не будут судить вместе с остальными, то пройдет еще несколько дней, может, недель. О нем могут попросту забыть. Многие бриссотинцы сидят уже полгода, их не трогают…
Я вновь кивнул: кажется, Вильбоа упоминал об этом. Но не все из друзей Бриссо были знакомы с убийцей Марата…
— К сожалению, список уже утвержден. Чтобы его изменить, нужно решение какого-то из комитетов…
И это было известно. Более того, на это я и делал расчет.
— Тогда я вспомнила. У отца был знакомый, его сын сейчас — довольно известный политик. Он… Нет, не буду! Кто он, не так важно, но это в его силах. Я пошла к нему…
— Он требует денег? — понял я. — И много? Она улыбнулась — жалко, растерянно.
— Денег? О чем вы, Франсуа? У вас плохо с воображением! Деньги ему не нужны, он человек очень богатый, хотя и якобинец. И, между прочим, дворянин… Не понимаете?
Я понял, все понял. Богатый, преуспевающий, ему не нужны деньги… Да и какие деньги у доктора Тома?
— Горничная пришла к графу просить пощады для своего жениха… Кажется, в той пьесе было именно так. Ну, а граф… Нет, граф, по крайней мере в той пьесе, все-таки удостаивает горничную целого монолога, а этот… Этот не стал зря тратить времени. Он засмеялся и просто приказал мне раздеваться…
— Хватит, — не выдержал я. — Юлия, не надо!
— Нет! Я должна… Я не могу держать это в себе… Надеюсь, вы все забудете, Франсуа, — и меня, и то, что я говорю, но я должна… В общем, горничная не решилась спорить с графом. Граф обещал… Твердо обещал, если она будет покорной. Что ж, горничная была покорной — очень покорной, а граф оказался чрезвычайно изобретателен. А потом к графу зашли друзья…
Она резко наклонила бутыль, грапп полился на стол. Я поспешил подойти, но Юлия дернула рукой:
— Не надо… Потом. Я не очень понимаю, что делаю… Знаете, я лечила одну. проститутку из Пале-Рояля, она любила откровенничать, так что могу сравнить. Я хуже проститутки, они не позволяют такое. Во всяком случае, не все и не всегда… Этот… Этот тип живет на пятом этаже; когда они сделали, так сказать, перерыв, я подошла к окну и хотела броситься вниз — голой, как была. Но я надеялась, что он все-таки поможет. Я не могла даже умереть! Вы понимаете, Франсуа, что такое, когда нельзя даже умереть?
— Да, — вырвалось у меня. — Понимаю!
— Нет… Не понимаете, Франсуа Ксавье! А кончилось все не как в трагедии, а как в водевиле. Когда их фантазии иссякли, мне надавали пощечин и выкинули за дверь, а вслед кинули одежду. Вот и все. На прощание этот молодой человек посоветовал мне отдаться Сансону. Сказал, что у меня теперь есть некоторый опыт. Ну, а если я пожалуюсь, то он для начала сдаст меня в полицию, и там меня высекут. За проституцию. А если не уймусь — отправят в Консьержери…
— Как его зовут? — Я встал и подошел к вешалке, где висел плащ. — Его имя?
— Вы его убьете? — На лице Юлии мелькнула горькая улыбка.
— Да, — кивнул я. — Убью…
Странно, еще совсем недавно казалось, что моя рука уже никогда не сожмет эфес шпаги. Таким, как я, убивать нельзя. Но сейчас я понимал Антуана Пари.
— Хотите отомстить за поруганную невинность? — Юлия с трудом встала и шагнула ко мне. — Бросьте, Франсуа Ксавье! Сейчас не времена Генриха III, вас просто отправят на гильотину. И я не для того пришла к вам. Просто мне надо было с кем-то поговорить и… Час назад я стояла на берегу Сены и думала, стоит ли жить. Один шаг — и все кончится, не надо будет помнить, чувствовать — каждый миг, каждую секунду… Но ведь Альфонса это не спасет! Франсуа, сделайте что-нибудь! Мне все равно, кто вы — тайный роялист, агент Комитета безопасности, рыцарь, который поехал за Граалем и заблудился… Помогите! Ради бога! Ведь вы верите в Бога, я знаю…
Она замолчала, но я не спешил с ответом. Обнадежить легко, но тем страшнее будет разочарование. Она готова схватиться за соломинку. Но я — плохая соломинка.
— Почему вы думаете, что я из ведомства гражданина Вадье? — поинтересовался я самым спокойным тоном. — По-моему, я не давал повода…
Она усмехнулась — сквозь слезы.
— Я виновата… Когда Альфонса арестовали, я почему-то подумала, что вы… И потом, когда вы так быстро вернулись из Сен-Пелажи… Извините, Франсуа! Демулен сумел узнать — на Альфонса донесли его знакомые из театра Фейдо. На вас тоже донесли, хозяйка гостиницы, кажется. Вот такая я плохая, гражданин Люсон! Теперь я сказала все.
— Спасибо, — кивнул я. — Менее всего хотелось быть в ваших глазах секретным осведомителем.
Бумага, лежавшая во внутреннем кармане, внезапно стала жечь грудь. Нет, я не шпион, не национальный агент Шалье, предавший и убивший Руаньяка. Но всей правды я тоже сказать не мог. Слишком страшна и невероятна эта правда…
— Сейчас вы выпьете еще пару глотков и ляжете спать. Я запру вас, сидите тихо и никому не открывайте. Потом я вернусь и отвезу вас домой. Вопросы?
Юлия покачала головой:
— Нет. Сейчас вы поможете мне найти фиакр, я сама поеду домой и буду долго мыться. А потом буду реветь — пока не засну. И не вздумайте спорить, Франсуа Ксавье! Из вас получается хорошая нянька, но сейчас мне нянька не нужна. Вы не ответили мне…
Я вздохнул — лгать не хотелось.
— Хорошо, Юлия, слушайте. Сейчас я поеду к одному очень большому якобинцу и попытаюсь обменять голову на голову. Мне могут не поверить, могут даже арестовать. Но я сделаю, что смогу…
— Голову на голову? — вскинулась она. — Что вы такое говорите? Чью голову?
— Еще не знаю, — я заставил себя усмехнуться. — Может, мне просто удастся их обмануть. Как паршивому купцу на большой ярмарке…
Молчаливый лакей в богатой ливрее по-хозяйски оглядел стол, смахнул салфеткой невидимые пылинки и бесшумно удалился.
— Начнем с бисквитов, — гражданин Вадье заговорщически усмехнулся. — Контрабандные — и совсем свежие. Бисквиты предпочтительно макать в вино. Любите подогретое вино?
На этот раз на председателе Комитета общественной безопасности не было парика, и короткие седые волосы делали его еще более похожим на Вольтера. Не знаю, любил ли Вольтер вино и испанские бисквиты. Но, во всяком случае, и дом его, и стол были куда поскромнее. Гражданин Вадье явно питал склонность и к старому серебру, и хрусталю, и к китайскому фарфору. Граждане якобинцы не переставали удивлять.
