— И считай, что мы — трупы, — грубо бросил Ансельм. — Даже если у тебя будет с собой весь отряд, ты не улизнешь — их-то тысячи!
Вовсе не стараясь противоречить ему, Аш властно заявила:
— Ладно, берем весь отряд; по крайней мере, всех верховых. Смотри, Роберт, конечно, Фарис объявила перемирие, но еще до обеда у нее начнется в лагере вооруженный мятеж. И охота превратится в резню. Если мы хотим убить Фарис — сейчас нам предоставился единственный шанс выйти из города и рискнуть.
Ансельм в сомнении покачал своей бычьей головой:
— Срать я хотел на перемирие. На месте любого командира готов, я бы кокнул любого бургундского дворянина, который сунется за стены города. Де Ла Марш думает, что может бегать туда-сюда, как крыса по водостоку!…
— Да, вся эта охота — безумие, — Аш говорила тихо, голос ее заглушал удар колокола. — Но все хорошо. Этот переполох — в нашу пользу. Хотя на твоем месте я бы начала молиться… — на ее губах мелькнула улыбка. — Роберт, я возьму отборных людей, только волонтеров.
— Бедняги! — Роберт Ансельм наблюдал, как капитаны Льва на площади расставляют свои части в должном порядке. — Я о тех, кого таскали в Карфаген. Вот сейчас они считают себя настоящими «героями». Забыли, что получили пинок под жопу. А те, кто оставался, — эти считают, что мимо них что-то прошло, так что дождаться не могут, пока не сунутся в какое-то дерьмо. Они решат, что у тебя есть план.
— План есть, — Аш настороженно прислушивалась к оттенкам его голоса. — Я хочу оставить ответственным тут Анжелотти, пушкарям нужен контроль. Да и пехоте нужен офицер — может, тебе стоило бы остаться в Дижоне вместо того, чтобы добровольно отправляться со мной.
Она ждала от него возражения и слов типа: «Пусть это делает Герен Морган!» Но Ансельм только взглянул на городские ворота и кивнул в знак согласия.
— Я на стены поставлю часовых, — буркнул он, — и как только мы увидим, что ты напала на их лагерь, вы вынесемся отсюда и усугубим суматоху. А перемирие это я в гробу видел. Еще что-нибудь, девочка?
И отвел глаза в сторону.
— Да, пожалуй, все. Выбери всех коней, каких сможешь, для тех, кто пойдет со мной на дело.
Под бледным солнцем она смотрела ему вслед: широкоплечий мужик в английском доспехе, при ходьбе ножны меча болтались и задевали его ножной доспех.
— Роберт отказался участвовать в сражении? — недоверчиво спросила из-за спины Флора.
— В городе тоже нужен кто-то толковый.
Хирург взглянула на нее и цинично ухмыльнулась. Она промолчала, но на ее лице ясно читалось: Сдрейфил!
— Да ладно тебе, — ласково сказала Аш. — Каждый когда-нибудь может. Да и у меня нервы теперь не блестящие. Наверное, осада так подействовала. Через день-два оклемается.
— У нас может не оказаться этого дня, — Флора закусила губу. — Я видела, как ты разговаривала с Годфри. Я видела, как тобой манипулировали Машины, — все мы видели. И не только я знаю, вся эта жалкая толпа тоже понимает: теперь нам, может, остался час. И даже не знаем, как долго осталось.
Аш почувствовала знакомую холодную отстраненность:
— И без Роберта справлюсь. Он знает, что я задумала вылазку, возможно, не вернусь. Мне нужно взять с собой таких, кто это поймет и все же согласится.
Часы на башне в другом конце площади пробили десять. Этот звук нарушил царящую на площади тишину. Аш увидела, как в толпе разворачивают грязные платки, достают из них хлеб и усаживаются поесть на кучи упавшей кирпичной кладки или на разбитую мебель; и все это делалось практично, собранно, чинно.
Холодной металлической рукавицей Флора обхватила кисть Аш. И проговорила, как будто эти слова вдруг стоили ей большого усилия:
— Не надо. Прошу тебя. Тебе не стоит этого делать. Пусть твоя сестра живет. Через час-два будет новый герцог. Тебя убьют ни за что.
Аш повернула ладонь так, что осторожно смогла нащупать руку Флоры между металлом и льняной подкладкой.
— Эй, вся моя жизнь — риск погибнуть ни за что! Работа моя такая.
— Да меня стошнит зашивать тебя! — нахмурилась Флора. Несмотря на грязь, въевшуюся в лицо, она казалась очень молодой: просто парнишка, закутанный в камзол и короткую мантию, спереди плащ закапан воском свечей. От нее пахло травами и засохшей кровью. — Я знаю, что тебе необходимо это сделать. Знаю. Что ты сама боишься. Ты и с Годфри не стала говорить.
— Нет, — у Аш пересохло во рту даже при мысли о разговоре или выслушивании. Той частью разума, в которую она уже десять лет впускала невидимых собеседников, она почувствовала нарастающее напряжение; какой-то гнет в атмосфере, как бывает перед бурей. Это свидетельствовало о молчаливом присутствии Диких Машин.
— Ты хоть дождись, пока герцога выберут, — прежде чем рискнешь на политическое самоубийство! — голос Флоры был хриплым, с оттенком черного юмора. — В их лагере и после выборов будет ровно такая же суматоха, как и до выборов. Может, даже больше. Может, чуть потеряют бдительность. Послушай-ка, ты говорила — ты не хочешь, чтобы герцогом стал де Ла Марш?
Аш ответила легким тоном, оценив юмор Флоры и простую попытку держать себя в руках:
— А разве кто-нибудь знает, кого выберут?
Флора сильно сжала ее руку и выпустила. И сказала хрипло:
— В некотором смысле, никто. В определенном смысле, приемлем любой, в ком есть кровь бургундских герцогов. Черт побери, при наших межклановых браках в дворянских семьях, такая кровь есть почти в каждой семье, где есть рыцари, от Дижона до Гента!
Аш кинула взгляд на Адриана Кампина, он напоследок проверял экипировку остальных фламандцев Верхекта.
— Эй, представь, вдруг следующий герцог Бургундии служит как раз в нашем отряде!
При этих словах Флора утерла глаза и цинично усмехнулась:
— А то кандидат Оливье де Ла Марш — вовсе не опытный военный дворянин, да? Брось болтать. Кого, по-твоему, они намерены выбрать?
— Ты не хочешь ли сказать, что они разрежут оленя и посмотрят на его кишки, или что они там еще высматривают, и на эти потрохах светящимися буквами будет им написано «Сэр де Ла Марш»?
— Насколько я подозреваю, именно так и будет.
— Насколько тогда проще жить было бы, — покачала головой Аш. — На фига вообще охотиться за этим хреновым животным? Боже, да никогда мне не понять бургундцев, — не говоря, конечно, о присутствующих.
Молодая женщина смотрела на нее, улыбаясь, теплым взглядом, утирала нос грязной тряпкой. И заговорила дрожащим голосом:
— Ты ни черта не понимаешь. Впервые в жизни мне захотелось понять, как это — разрубить кого-то твоим чертовым мясным ножом. Я хочу поскакать с тобой, Аш. Я не хочу, чтобы ты на моих глазах уезжала в это самоубийственное, глупое мероприятие, а я была бы не рядом…
