За то и любил Тарханов армию, что в большинстве вопросов вместо тебя думают специально на то поставленные люди.
Только вот парадной корниловской формы не дали. Сказали, что – в ателье и под заказ.
Грамотному человеку всего случившегося было выше головы для некоторых выводов.
То есть поднимут по тревоге, и через две минуты изволь быть готовым к бою помимо всяких там ружкомнат, очереди за получением «синего конверта» и прочей бюрократии. А где может потребоваться готовность к бою посреди Москвы? Правильно, в Москве же.
Подумаешь, бином Ньютона, вспомнил Тарханов слова доктора Ляхова на перевале.
.. А еще до этого они с Савичевым обсудили некоторые детали.
Например, чтобы не смущать новых сослуживцев и начальство, Сергей решил, что пока по-прежнему будет числиться в капитанском звании и геройского знака тоже носить не будет. Поскольку жизнь у него начинается совсем другая, где следует заново подтверждать свое право не только на ордена, а вообще на хоть какой-то авторитет.
– Это вы правильно сообразили. Ваше от вас не уйдет. И жалованье по ведомости тоже будете получать капитанское. Остальное – на книжку. Последнее, что могу пообещать, – не понравится, рапорт об отставке напишете – сразу подпишу. Только мне отчего-то кажется, что не напишете.
– Посмотрим, – уклонился от прямого ответа Тарханов.
«Это мы еще посмотрим, кто рапорты раньше надумает писать».
.. Следующий раз со своим новым начальником, капитаном второго ранга Кедровым, перешедшим в гвардию из морской пехоты и продолжавшим носить на камуфляжной рубашке флотские погоны, Тарханов встретился, когда уже переоделся в положенную по времени и обстановке форму.
Поздоровался совершенно в рамках субординации.
Ты командир, я рядовой, вот и вся дипломатия. Молчи, когда с тобой разговаривают.
Но перед этой встречей Сергей привинтил свой Георгиевский крест над левым карманом повседневного кителя.
Кедрова, похоже, это не задело.
– Независимо от прошлых заслуг начинать придется с самого начала, – сообщил кавторанг, ощущающий себя командиром-единоначальником. – Специфика у нас. Раньше в каких должностях служили?
– От взводного до комбата.
– И вдруг в рядовые потянуло? – Кедров, скорее всего, подумал, что капитан разжалован за какую-то провинность. Бывало такое, и не раз, герой, вся грудь в крестах, а накуролесил чего-то, и – пожалте бриться. Но вроде ничего подобного в документах нового сотрудника не отмечено. Да и Савичев не заикнулся, а должен был бы, если действительно штрафника в отряд отправил.
– Начальству виднее, – не стал помогать новому командиру Сергей.
– А что умеете?
Вопрос показался Тарханову глупым. Захотелось поставить кавторанга на место, поскольку еще неизвестно, что он сам умеет и вправе ли задавать вопросы. Но ответил он все равно аккуратно.
– Как все. Стреляю понемножку, из всего, что стреляет, и в пределах технических возможностей. Умею любое количество обормотов срочной и сверхсрочной службы построить в парадный расчет и заставить делать все, что требуется сегодня. Боевые машины водить умею. На вертолете летал (причем совершенно было непонятно слушающему, пассажиром летал или же в качестве пилота). Карту читаю свободно. Тремями языками владею. Все, наверное.
– Это понятно, мы тут все такие. Только языками не тремями, а двумями, поскольку командный и матерный – это одно и то же. – Кавторанг сказал это без улыбки. – А крест за что?
– Кто его знает. Наверное, за то, что при всех своих умениях за восемь лет ухитрился остаться в живых.
– Ага. У нас все то же самое плюс многое другое.
Стараясь не показать скептической усмешки, Тарханов согласно кивнул.
– Ясное дело, а все же поподробнее знать хотелось бы..
Кедров со странной неприязнью в голосе, причины которой Тарханов вполне понимал, сообщил, что их подразделение по численности равняется стрелковой роте, а по сути является специализированной и автономной боевой единицей, предназначенной для решения задач почти любого плана без привлечения дополнительных сил со стороны.
– Любого – это хорошо. Но как-то слишком обще. Все же – разведка, контрразведка, контртеррористическая деятельность, диверсионная работа в тылу врага?
– И еще многое другое. Смысл именно в том, что мы можем и должны, получив приказ, самостоятельно разработать и провести операцию любого из названных вами типов. Кроме того, параллельно с учреждениями полиции и жандармерии (или вместо них) обеспечить расследование уголовного преступления, если оно представляет интерес для нашего руководства. Ну и всякое другое в этом роде.
– Тогда вам действительно требуются специалисты самого широкого профиля. И чистые боевики, и криминалисты, и..
– Совершенно верно. Причем желательно, чтобы каждый наш боец сочетал в себе несколько профессий. Вот вы, например, что можете предложить?
Тарханов понимал, что настороженность Кедрова (если только он не просто сам по себе тяжелый в общении человек) можно объяснить и тем, что он просто опасается соперника в лице этого офицера. Чин и награды позволяют, да и наверняка хоть какие-то слухи о благоволении к нему Великого князя просочились на сторону. Иначе просто не бывает.
И, значит, ему всеми силами следует постараться создать у командира впечатление о полном отсутствии со своей стороны каких-либо амбиций, претензий на лидерство и о готовности безоговорочно выполнять любые приказы.
Ну, бывают же такие люди, начисто лишенные честолюбия и стремления к власти.
– Что предложить? Только то, что действительно умею согласно военно-учетной специальности. А насколько моя подготовка устроит лично вас – вам и судить, господин капитан второго ранга.
.. Когда Тарханов появился в боевом расчете отряда «Печенег-3», к нему отнеслись несколько скептически.
Ну, тридцатилетний капитан, пришедший, согласно информации, из строевых частей, никому не известный и явно не сдававший сверхтрудного экзамена на право носить шоколадного цвета берет с золоченым орлом, держащим в когтях меч. Куда ему становиться в один строй с профессионалами, надевшими такие береты в двадцать три – двадцать пять лет.
Имеется у него Георгиевский крест, так и ветер ему в парус, мало ли кто и за что получает высокие ордена. А здесь парни, не отмеченные пока ничем, кроме денежных премий и именных часов, но зато знающие свое дело так, как никому и не снилось. Но раз начальство зачем-то сочло нужным направить его в отряд – кто будет спорить? Удержится – молодец, нет – скатертью дорога.
Такого отношения к себе и ждал Сергей, поскольку службу знал насквозь, с первого дня собственного юнкерства, начавшегося в семнадцать лет, и до сего числа.
