– Не думай, что я глуп или безумен. Нет! У меня есть мудрец, который разбирается в колдовском искусстве асов. Он знает как сделать, чтоб убитый вновь не воскреснул. Ведь воскреснуть можно только в специальных колыбелях, в доме Одина. Разрушь такую колыбель, или наведенные на неё чары асов, – и тот для кого она предназначена уже никогда не воскреснет.
– Почему ты предлагаешь это нам? – Выпрямился за столом Стас. – Ты нас почти не знаешь, кроме разве что, Межислава. Неужели не нашлось никого другого, кому бы ты смог доверить свою мысль? Что же остальные эйнхеры?
– Остальные… – Процедил Стейнар. – Эй, раб, – кубок мне!… В том и беда, что почти все они довольны тем, что имеют. И эта мысль тоже мучает меня. Почему из всех викингов, среди которых выше всего почиталась буйная доблесть, здесь оказались лишь сытые караульные псы? Неужели это и есть лучшие сыны северного пути, достойные вальхаллы? Не все дети моря были такими. Но все такие попали сюда! Среди них я чувствую себя чужаком! Что им не скажи они твердят Один – отец, мы его дети. При одном только имени своего повелителя они трясутся от благоволения и страха. Да, другим эйнхерам есть что терять. А что касается вас… Подумайте, друзья. Вникните в свое положение. Вы здесь чужаки. Ни дома, ни друга, – кроме меня, конечно. Сейчас вы мои гости. Но для любого другого эйнхера вы – чужаки, прислужники йотунхейма, обманом проникшие в мир асов. Никто не предложит вам место за столом. Само ваше присутствие здесь уже оскорбление и святотатство. Как только эйнхеры прознают о вас, начнется настоящая охота, и уверяю, спрятаться будет негде. Бессмертие ваше продлится ровно до того момента, пока не найдут и не уничтожат ваши колыбели. Это много времени не займет, когда ваш забытый чертог начнут специально искать. О, только не подумайте, что я угрожаю открыть другим эйнхерам ваше пребывание в моем доме. – Поднял руки Стейнар. – Но прозябая здесь, эйнхеры от скуки плетут друг против друга интриги и дрязги. Наверняка несколько людей из моей дворни давно куплены недругами. В итоге, эйнхеры обязательно узнают о вас, – и убьют. И меня убьют, – потому что я укрыл вас, и не донес. А если даже и удасться вам укрыться каким-то чудом, – что потом? – прозябать всю жизнь дрожа от каждого звука, прячась в лесах? Это ли жизнь достойная воина? Ты спрашиваешь Станислав, почему я открылся вам? – Потому что мы теперь в одной лодке. Потому что вам, в отличие от эйнхеров, нечего терять, кроме собственной жизни. И если вы не пойдете за мной, – даже эту жизнь наверняка отберут. А пойдете – получите все! Чудесные чертоги, женщин, рабов, власть! Я стану конунгом, а вы моими ближайшими ярлами! Как знать, может быть узнав сокровенные секреты асов, мы сможем стать и чем-то большим!.. Мы перетряхнем этот мир как сундук купца, и возьмем из него все по праву смелых!
Межислав окинул взглядом друзей, и повернулся к Стейнару.
– Ты говоришь разумно, Стейнар, – медленно сказал Межислав. – Но дело, которое ты предлагаешь, велико. Нам нужно хорошо все обдумать, и обсудить между собой, прежде чем дать тебе ответ.
– Да, – Кивнул Стейнар. – Правильно. Поспешный ответ – глупый ответ. Обдумайте. Несколько дней. Но не больше. Не больше. Теперь пошел бег наперегонки. Кто первый нанесет удар, – тот победит. Ну а сегодня вы мои гости. Ешьте, пейте, веселитесь! Эй, Давнум, старый пень – мой нерадивый управитель! Куда ты запропал? Еще вина на стол! И женщин гостям! Женщин сюда!
Управитель возник, по своей привычке, почти незаметно, выскользнув из бокового выхода с поклоном, а за ним… Зашелестело, зажурчало, и в зал нестройной вереницей впорхнули женщины. Их было десятка два, в ярких красочных нарядах, позванивающих украшениях. Блестели глаза, манили губы, волосы падали тяжелыми водопадами, или свивались колечками. Они вошли и встали у стены неровной шеренгой, поправляя волосы, поводя плечами и бедрами, маня улыбками, жестами старыми как мир, жестами что никогда не устареют для мужчин.
– Да, – с ухмылкой гаркунл Стейнар. – Все для вас, гости. Лучшие девки, из тех что можно найти в Асенхейме. Все для вас. Выбирайте любую. А то двух. Трех. Сколько чуете в себе сил! – Он захохотал. – Воин может явить свою силу не только в бою, да…
– Тьфу, гулящие! – Брезгливо буркнул на русском Андрей.
– И не говори, срам… – Поспешно, но как-то несколько рассеянно поддержал его Петр, безотрывно при этом сверля взглядом особо фигуристую девицу, которая волновалась всем телом, принимала соблазнительные позы кидала, на него призывные воспламенительные взоры. – Ух и срамотище!.. Нет, ну экая Цирцея!.. Далила!.. Клеопатра…
– Мда, – Задумчиво пробормотал Стас, тоже на русском. – такое бы приключение мне в молодости…
– Смех смехом, братцы. – Оглядел товарищей Петр. – А по уму надо девок брать. Не все же нам со слов нашего доброго хозяина о здешних порядках узнавать. А если этих разговорить…
– То-то я вижу, как ты их разговаривать будешь, – фыркнул Андрей. – Тоже мне разведчик. Нет уж! Что до меня, я с этими курвами и за один стол не сяду!
– Приятно – не значит бесполезно, – нравоучительно заметил Петр. – Я так еще на войне во время постоя нескольких полек, ночами.. расспросил. И через то лучше многих других знал, где и чего в округе. Кто нам, а кто врагу симпатизирует, где лучше провести фуражировку, и прочее.
– А ты не боишься, – сказал он Петру. – что через этих красоток наоборот, наш хозяин планирует что-то у нас вызнать?
– Ну тут уж, извини, как и в обычном разговоре, кто кого перемогет. – Развел руками Петр. – Как и везде. Нет, господа, я серьезно говорю, надо пользоваться случаем. Другого такого может не выпасть.
Межислав выпрямился. Несмотря на то, что его язык был разделен с русским языком трех остальных товарищей столетиями, он понял о чем дело, и отрицательно покачал головой, и сказал медленно и раздельно, чтоб и его поняли.
– Перед богом, я суженную вел за руку. С ней жил, сотворил сына. Памяти своей Велены – с этими – не замараю.
– Молодец, Мешко! – Кивнул Андрей. – Таня моя… А эти, смазливые… Волоса её не стоят.
– Простите хлопцы – у меня из всех вас, хоть крохотная надежда. Хоть самая призрачная. Я из всех вас получаюсь самый свеженький, и может быть… Где-то – там, – еще жива жена. И дети… Так что в блядство ударяться мне не с руки. Это без меня.
– Чтож, выходит я один остался? – Оглядел друзей Петр. – Ладно… Ладно братцы. Одно Вам скажу. Уж вы не скотиньте меня. И я ведь тоже не сатир козлорогий. У меня моя голубка была… Но это было давно. – Петр закаменел лицом, будто заслонка на него опустилась. – У нас здесь со временем сам черт ногу сломит. Но по памяти – давно. Лет через несколько поймете. А покамест, возьму я эту девицу, и все что смогу из неё выжму. Вот так.
