«Сблизилась? Как именно сблизилась?» – вскинулся мой внутренний голос. Но у меня не хватило мужества задать этот вопрос вслух, слишком уж это было бы мерзко.
– Однажды ночью мы погрузились, как всегда. Она меня об этом просила. Она предпочитала нырять по ночам. И я был там с акулами. И делал то же самое, как и в другие ночи. А потом я обернулся, чтобы подплыть к ней, и пошел на свет фонаря… Но рядом с ним никого не оказалось. Фонарь лежал на песке, а она исчезла. Я искал ее под водой, искал всюду, метался как безумный. Потом, через какое-то время, всплыл и стал искать ее там, наверху. Не нашел, скинул костюм и снова нырнул. В конце концов я ее отыскал, но было уже слишком поздно.
Он умолк и вдруг разрыдался. Мне пришлось подойти. Его сотрясала конвульсивная дрожь; горе нашло выход в слезах, и он плакал, прижимаясь ко мне, как ребенок. Долго еще он не мог успокоиться, потом заговорил снова. По его словам, это был просто несчастный случай, – видимо, она утонула, потеряв сознание, он не знает наверняка, все произошло, пока он находился среди акул, она ведь прекрасно ныряла, возможно, это был короткий обморок, или реакция на холод, или укол какого-то шипа; а может, вместо дыхательной смеси ей в легкие попала соленая вода. Она, вероятно, погибла почти мгновенно, он не может объяснить, как это могло случиться, в ее баллоне оставалось еще достаточно воздуха, и подача была в полной исправности, и он проверил ее жилет до погружения и после…
И он снова разрыдался. Его тело сотрясалось, напоминая сломанную марионетку. «Я никогда не причинил бы ей зла!»
Он поднял ее тело на борт, привез к берегу. На причале сидел и курил Брахим. Когда он увидел тело Долорес…
– Пас, – поправил я.
– … он стал умолять меня не обращаться в полицию, ведь тогда наш центр закроют и все мы потеряем работу. «Это просто несчастный случай, ты ни в чем не виноват», – твердил он.
– И вы оставили ее на пляже.
Марен кивнул.
– Ты?
– Нет.
– Брахим?
– Он сам все сделал. Я был не в состоянии. Это он. Но если вы пойдете в полицию, я все возьму на себя.
Я представил, как это происходило. Гидрокостюм снят. Тело обнажено. Утреннее солнце. И моя Пас, брошенная ночью, на ветру, легкая добыча бродячих псов. Во мне вскипел гнев. Я отодвинулся, чтобы удержаться от соблазна швырнуть его в воду.
Катер подходил к пристани. Оставив Марена на верхней палубе, я спустился вниз. Брахим закрепил причальный канат, я спрыгнул на берег. И побрел к отелю.
Несчастный случай. Обыкновенный несчастный случай. По вине детей.
Я вошел на территорию отеля – привратник поздоровался со мной – и зашагал по песчаной дорожке, выложенной нагретыми солнцем плитками и ведущей к моему домику. Пламя факела легонько трепетало под теплым ветерком – душа, трепещущая в руке Божьей. Неожиданно между двумя факелами мелькнул прямой женский силуэт.
Ким. Она сразу заметила мою майку с принтом «MARES. Just add water». И мокрые волосы.
– Ты видел Марена.
Это звучало не вопросом, а утверждением.
– Он признался?
Вот это был уже вопрос. Я покачал головой. Отрицательно. В чем я мог обвинить мальчишку?!
– Он тут ни при чем.
И я обошел ее, а она так и осталась стоять на дорожке.
Утро. Чистое, голубое, лазурное. Azul.
Я очищаюсь от всего – как она.
Я наконец дышу легко – как она.
Я попросил Ракима взять меня в свою лодку. И не говорить со мной. В море нам встретились летучие рыбы, проносившиеся сотни метров на гребнях волн перед тем, как уйти в воду. Их плавники в утреннем свете отливали серебром.
Теперь я все умею делать сам. При мне есть и баллон, закрепленный на жилете, и компенсатор. Я выискиваю взглядом подходящее место. Мотор Ракимовой лодки работает на сниженных оборотах, почти мурлычет. Позади расстилается берег – берег, который она так любила, – каменная громада цвета медовой коврижки, зеленая стена пальмовой рощи, голубой щит неба, где пляшет солнечный диск. Раким осторожно ведет лодку. А я все выискиваю взглядом подходящее место. Жду подсказки сердца.
Замечаю слева, у подножия скалы, маленький пляж. Вода там выглядит зеленее, чем в открытом море. У нее малахитовый цвет – она любила носить такой. Знаком прошу Ракима остановиться.
Он бросает якорь.
Я встаю. Застегиваю свинцовый пояс. Надеваю ласты. Маска поднята на лоб. Солнце уже начало припекать.
Раким помогает мне надеть жилет. Я сажусь на борт лодки, накренившейся от моей тяжести. Беру в руки маленькую цилиндрическую коробку с ее прахом. Из металла, совсем простую.
В интернете я нашел замечательное стихотворение. На поиски я потратил много времени. Мне хотелось выбрать что-нибудь не скорбное, не примитивное, не метафорическое, а простое и красивое, что понравилось бы ей, что было бы прозрачным, ясным.
Я ничего не нашел ни на испанском, ни на французском. Пусть будет на английском.
Оно называется «Water»[230]. Автор – Филипп Ларкин[231].
Сегодня ночью я выучил его наизусть. Я не плакал.
Теперь я понимал, что она не вернулась бы в Европу. Что навсегда осталась бы здесь, среди того, что заслужило ее любовь. Я купил домик, который она выбрала для своих вещей, своих кистей, своей мечты. Купил у рыбака целиком, как есть, со всем художественным беспорядком в мастерской. Как будто она еще была там. Теперь, если открыть дверь и впустить в комнату солнце, все наполняется ее духом – голубым, сияющим. Azul. Я поручил рыбаку следить за домиком, сказав, что буду регулярно платить, что буду иногда приезжать сюда – вместе с тобой, Эктор, – но он может впускать в него всех желающих, мужчин и женщин. Наверное, кто-то из ее знакомых приедет почтить ее память, а другие просто захотят узнать побольше о художнице, жившей на краю света, чьи картины, написанные мощными мазками, повергли их в изумление. Я хотел бы превратить этот домик в живой приют, в музей, а не в мавзолей. В ЕЕ музей, потому что я люблю музеи, потому что музеи – это вечно живое.
Держа в руке коробку, я читаю вслух стихотворение. Потом беру в рот загубник. Сейчас я растворю в море твое тело, моя Пас.
Делаю глубокий вдох.
И падаю с лодки.
В бездну.
Парки – три богини судьбы в древнеримской мифологии. Соответствовали мойрам в древнегреческой мифологии. Их имена: Нона (то же, что мойра Клото) – тянет пряжу, прядя нить человеческой жизни; Децима (то же, что мойра Лахесис) – наматывает кудель на веретено, распределяя судьбу; Морта (то же, что мойра Атропос) – перерезает нить, заканчивая жизнь человека. – Прим. перев.
