— Я с тобой! — категорично заявила Фатима, натягивая на стройные ноги брошенные на пол шаровары.
* * *
Посланцем Измаила оказался оборванец со впалыми голодными глазами, на сажень вокруг себя источавший густой липкий запах городской помойки. Место, к которому он повел Ольгерда с Фатимой, оказалось на другом конце города. Коней, чтобы не на делать лишнего шума, они не брали, шли долго и добрались до цели уже к концу ночи, когда скупое на звезды небо Подолии начало помалу светлеть.
Как выяснилось, целью их путешествия было массивное, раскинувшееся на целый квартал двухэтажное здание с двускатной крышей и пристроенной колокольней. Окруженное множеством пристроек, оно одновременно напоминало церковь, ратушу и академию. Такое совмещение жилого, присутственного и духовного мест Ольгерду было хорошо знакомо — в землях Речи Посполитой едва ли не каждый большой город имел миссию одного из самых влиятельных орденов Римской церкви…
— Иезуитская коллегия, — тихо произнес Ольгерд. — Но что, черт возьми, здесь делает Душегубец?
— Что за коллегия? — переспросила Фатима.
Ольгерд прижал палец к губам, молчи мол, все объясню потом, и потянулся к поясу за ножом. Из узкого переулка, чернеющего напротив главного входа, вынырнул человек в остроконечном капюшоне — Измаил. Египтянин заметил Ольгерда, махнул рукой: "Не маячьте на виду" и подозвал к себе провожатого. Оборванец сливаясь со стеной соседнего дома, ринулся на зов. Поравнявшись с зашептал на ухо, в ответ получил монету и, рассыпавшись в неслышных благодарностях, шустро растворился в предрассветной дымке.
Совет проводили в тесной нише, под возбужденное сопение Фатимы, не пришедшей еще в себя после бурной ночи. Измаил в двух словах рассказал о своих поисках:
— Вначале пошел на здешний рынок. У торговцев глаз острый, нового человека всегда запомнят. Они направили меня к здешним ювелирам. А те рассказали про Дмитрия. Оказывается, наш Робин Гуд предлагал им купить драгоценности, несколько цепей и колец. Золото, по словам почтенного Шимуна, было явно награбленное, сообразная была предложена и цена. Робин Гуда предложение столь возмутило, что он сперва за саблю схватился, но скрипнул зубами и согласился, видать деньги были очень нужны. Опасаясь разбойного незнакомца, ювелир Шимун отправил вслед за ним одного из своих многочисленных племянников, который и отследил его путь от самой цитадели до заброшенной часовни, откуда тот вышел уже без сабли и в платье горожанина. Выкупив у ювелира нужные сведения, я отправился к указанному месту, где едва не столкнулся с Душегубцем нос к носу. Доведя его до этого вот места и убедившись что Дмитрий зашел в иезуитскую коллегию, я послал за вами гонца (простите, но среди ночи в на улицах никого приличнее не нашлось), а сам остался следить за зданием.
— Он еще там? — спросил Ольгерд.
— Судя по всему, да. Входы и выходы в коллегию имеются только с этой стороны, сзади глухая стена.
Ольгерд потрогал рукой усы.
— Ты что-то понимаешь, Измаил?
— По крайней мере догадываюсь. Во времена Смуты за его отцом, Дмитрием Самозванцем, стояли именно иезуиты. А наш Душегубец, похоже, твердо вознамерился идти по стопам родителя. Вижу во всем происходящем только одно — он готовится объявить себя внуком царя Иоанна Васильевича.
— Да по мне хоть дочерью Римского папы. Что будем делать, ждать?
— Время сейчас против нас, — покачал головой египтянин. — Он королевский фаворит. Взять его днем будет гораздо сложнее.
— Тогда делаем так. Ты остаешься на улице, следишь чтобы не сбежал. Я с Фатимой грохочу в двери, представляюсь посланцем от короля, говорю что Ян Казимир велел немедля Дмитрию к нему прибыть. Выманим на улицу, а там уж по обстоятельствам.
— Согласен, — кивнул египтянин. — А если не захочет идти?
— Захочет, — усмехнулся Ольгерд. — Нас с Фатимом двое будет, у обоих оружие. Не отобьется в одиночку. Не думаю, что у братьев ордена Иисуса имеется собственная вооруженная охрана. Ну а если сбежать попытается — тогда он твой.
Измаил кивнул и попробовал на прочность свой посох.
Определившись с порядком действий, времени тратить не стали. Египтянин вжался в стену. Ольгерд, увлекая за собой "казачка" обежал квартал, подошел к обозначенному небольшой колоннадой главному входу коллегии и, припомнив, как называли Душегубца на пиру, грохнул кулаком в дверь и рявкнул по-польски:
— По приказу Его Величества! Имею срочное донесение для пана Деметриуса!!!
Не успел он договорить, как дверь вдруг распахнулась так споро, будто бы их давно уже ждали. За дверью стоял слуга в черной рясе, более напоминающей наглухо застегнутый длиннополый сюртук. В руке он держал фонарь:
— Скорее! Господин професс велел немедля препроводить вас к себе без малейшего промедления.
Стараясь не удивляться столь неожиданному приему, Ольгерд сановно кивнул, будто иного и не ожидал и, кивнув Фатиме: "За мной", уверенно затопал вслед за слугой по длинному коридору.
Поднявшись на второй этаж, они оказались в богато обставленном кабинете с огромной картой на всю стену, где их ожидал настоятель коллегии или, по-иезуитски, професс — пухлый шустряк с приплюснутым носом, двойным подбородком и отвислыми щеками, над которыми сально посверкивали маленькие поросячьи глазки. Обтягивающая приталенная сутана в подробностях подчеркивала все недостатки бесформенной оплывшей фигуры, которая служила наглядным примером того, до чего может довести праздный образ жизни и всяческие излишества.
— Где он? Вы его привели? — с дрожью в голосе спросил професс и короткими семенящими шажками бросился навстречу прибывшим.
Не зная, что говорить, Ольгерд застыл на месте.
— Отвечайте же! — Взвизгнул резаным поросенком толстяк, глядя на Ольгерда снизу вверх. Кто вы такие? Это он вас прислал?
Твердо намереваясь доиграть взятую роль до конца Ольгерд по-солдафонски шевельнул усами и повторил:
— По приказу короля я должен доставить к Его Величеству некоего Диметриуса, находящегося сейчас в здесь, в коллегии. Дело срочное, скажите где он сейчас находится, и я сам к нему подойду.
Теперь настала очередь професса удивленно хлопать глазами.
— Так значит это не он вас послал? — после долгой паузы спросил толстяк, свергнув россыпью надетых на пальцы бриллиантовых колец, по сравнению с которыми купленный на подоле венецианский перстень показался бы медной безделушкой.
— Как же он мог нас послать, святой отец, если это мы прибыли за ним? — рявкнул Ольгерд.
Щеки и подбородки професса затряслись мелкой дрожью.
