Подвода держала путь от Селенгинска — основной крепости на реке до Петропавловки — одного из селений присланных царём Михаилом марийцев. Этих людей в основном расселили по Ангаре, а шесть сотен из них, составлявших третью часть из этого народа, отправили в Забайкалье, на распахиваемые там земли. Так и появились на забайкальской земле сёла Петропавловка, Душенино и Параньга. Располагались они одно за другим, растянувшись на полтора десятка километров. Первое село было в паре километров за ближайшим невысоким холмом, и лошадь, почуяв дом, прибавила шагу.
Какое-то движение привлекло взгляд Миклуша, и подобравшийся парень заметил на склоне холма фигуры нескольких всадников.
— Гляди, Чоткар! — Миклуш приложил ладонь ко лбу и, морщась, указал на пригорок. — Казаки?
— А кому это ещё быть, дружище?
— По-моему, это не они.
— Значит, башкиры, — пробасил равнодушно Чоткар. — А казаки должны быть рядом. Они вместе охраняют сёла.
— Ты бы лучше лошади ходу дал, — холодно ответил Миклуш. — Не похожи они ни на башкир, ни на казаков. Одёжка не та, степняки это.
— Да какие степняки? — воскликнул собеседник. — И не буди ты Вараса, он вчера всю ночь работал в башне. Ты когда степняков вообще видал?
— Видал, Чоткар! Видал! — Нервными, а оттого резкими и неловкими движениями крестьянин зарядил-таки винтовку. — У крепости были такие всадники, что с товаром пришли до местного воеводы.
— Эй! — прикрикнул на товарища крепыш. — Это буряты! Они с ангарцами заодно! — но всё же стеганул лошадёнку.
Миклуш, однако, озирался по сторонам и шипел ругательства, выговаривая приятелю за то, что тот не стал ждать казаков, а решил уйти перед обедом. А сонный Варас только и хлопал глазами, не понимая, отчего один его друг взъелся на второго.
— Чего такое, братья? — проговорил Варас, с недоумением поглядывая на товарищей.
— Чего-чего? — подразнил приятеля Миклуш. — Вон, смотри чего! — Он указал ему на четвёрку всадников, что беззвучно сопровождали телегу в сотне метров от них.
Мариец глаз не сводил с всадников, всё так же неторопливо сопровождавших одинокую телегу. Миклушу стало совсем тоскливо, когда такая же четвёрка появилась и с другой стороны. Теперь и Чоткару не нужно было ничего доказывать, нещадно нахлёстываемая кузнецом лошадь неслась вперёд, насколько ей хватало сил. Варас тем временем, так же как и Миклуш, зарядил своё ружьё, напряжённо ожидая худшего.
Степняки не заставили себя ждать и постепенно охватывали телегу марийцев с обеих сторон. А когда один из всадников натянул лук, грянул выстрел. Конь неприятеля, тонко заржав, упал на передние ноги. Свалившись затем на бок, животное придавило ногу замешкавшегося всадника, отчаянно завизжавшего от боли. Остальные степняки засвистели и загикали, а мгновение спустя в сторону мужиков было выпущено семь стрел, и лишь две из них не нашли цели. Но пока ни одна из них не стала смертельной. И пусть у Чоткара в плече сидело два оперённых древка, кузнец продолжал править лошадью. Миклуш, отломав наконечник, вытащил стрелу из предплечья Вараса, шипящего от боли. Марийцы выстрелили ещё четыре раза, свалив на землю трёх неприятелей. Большего они не успели сделать. В горло кузнеца вонзилась стрела, и Чоткар, выпучив глаза и яростно хватая руками воздух, повалился назад. Варас потерял сознание от боли и шока, когда в его грудь воткнулись две стрелы, и он упал на ящики. Степняки, крепко сидя в седле, продолжали осыпать повозку стрелами, зажимая её с флангов и постепенно сближаясь. Миклуш сопротивлялся дольше всех. Он испустил дух, не успев выстрелить в последний раз, когда одна стрела пробила ему грудь, а вторая — шею. Уже через несколько минут усталая лошадь остановилась, беспомощно вскидывая голову. Освободиться от мешающих ей стрел в шее она не могла, а подрагивающие ноги предательски подкашивались. Прошло ещё немного времени, и она упала наземь, шумно и хрипло дыша.
А в повозке уже хозяйничали враги. Сбросив тела убитых ими людей в придорожную траву, они принялись рассматривать содержимое мешков и ящиков, составленных там. Разочарованно глядели степняки на горох, картошку и прочие припасы. Не добавили им радости поживы и железные скобы, гвозди и прочий инструментарий. Ничего реально ценного ни на трупах, ни в повозке найдено не было. Лишь с одного из мертвецов сорвали маленькую серебряную ладанку.
К столпившимся у телеги нескольким воинам подскакал сотник Ценгун.
— Эй вы! А ну, вперёд! Живо! — Он указал рукоятью плётки на уходящие к селу фигуры сотен воинов. — И без вас будет кому здесь покопаться!
Ценгун, вытянув одного из воинов плёткой вдоль спины, заставил его положить обратно в повозку и ружьё Вараса да поспешать за остальными. После прошлогоднего неудачного налёта на неведомых пришельцев тушету-хан Гомбодорджи искал способ уязвить их, не нападая на крепость. Ибо он понимал, что теперь, когда оплот чужаков стоит крепкой твердыней на берегу Селенги, по которой ходят их корабли, атака будет обречена.
Но ему помогли торговцы, ходившие к пришельцам, когда снег ещё лежал на землях ханских данников. От них Гомбо узнал о поселениях, что строились ниже по течению реки. И тогда он понял: вот она, лёгкая добыча и полон! Всю весну тушету-хан рассылал людей по становищам своих вассалов, чтобы ко времени, когда земля высохнет, их отряды были у его троюродного брата, военачальника Джебсцуна. Пройдя через земли бурятских родов, совсем недавно прекративших платить дань тушету-хану, полуторатысячный отряд Джебсцуна вышел к Селенге, не замеченный разъездами чужаков. Во время похода удалось застичь врасплох и вырезать два становища бурят, этих подлых перебежчиков, которые посчитали, что могут уйти в подданство к пришедшим с севера чужеземцам.
Теперь путь к Селенге был открыт, и, отправив разведчиков к крепости врага, военачальник приказал отряду спешно идти на селения. Подойдя к первому из них, Джебсцун приказал обложить село небольшими отрядами, чтобы не позволить осаждённым передать весть о нападении.
Ряжай, староста Петропавловки, с тревогой вглядывался в берег Селенги. Совсем недавно до деревни донеслись звуки далёких выстрелов. А уже через несколько минут подростки, пасшие коров, рассказали про незнакомых всадников, показавшихся в ближнем перелеске.
И сейчас он сам видел их. Несколько воинов, похожих на тех бурят, что марийцы видели ещё в устье Селенги, объезжали селение, словно оценивая его. Петропавловка была прикрыта частоколом, а на нескольких домах были оборудованы башенки для стрельбы.
— Ряжай, надо сообщить в крепость, — проговорил Пегаш, назначенный в Селенгинске старшим по безопасности.
