— Четыре сотни, не меньше.
Это стало неприятным ударом для начальника отряда. Выяснив, что враги будут здесь совсем скоро, он вскочил на коня и приказал воинам готовиться к бою.
Через некоторое время к лагерю прискакали ещё двое воинов, доложившие, что отряд врага сильно растянулся, а телеги с пушками значительно отстали.
— А конные мчат сюда, у каждого из них есть огненный бой! — осаживая взмыленного коня ударами пяток, прокричал всадник.
— Когда они будут здесь? — напрягся Джебсцун.
— Скоро, очень скоро! — воскликнул воин. — Они видели нас и поначалу бросились толпой в погоню. Двоих наших свалили с коней, но вскоре мы оторвались от погони.
Тут же забегали люди, заржали кони — каждый из командиров собирал свой отряд, готовя воинов к скорому бою. Джебсцун с закипавшим в душе гневом видел, что лица воинов не были полны решимости и отваги, как перед нападением на селение. Он понимал, что его люди не выдержат столкновения с этим противником. Частый огненный бой вражеских солдат не давал ему возможности победить. Стало быть, думал он, оглядывая своих воинов, эти люди непременно разбегутся под обстрелом. Что это такое, степняк помнил слишком хорошо. Прошлым летом он едва остался жив после той кровавой бойни на Селенге. Теперь он понял, что надо делать…
— Слушайте меня, воины! Мы уходим домой! — Огрев вставшего на дыбы коня плёткой, он поскакал на восток, в сторону редколесья, подальше от приближающегося противника.
После ухода отряда, спешно собранного Усольцевым, в Селенгинске за старшего остался лейтенант Владимир Басманов. Он был ещё из первоангарцев, число которых в этом воеводстве было меньше всего во всей Ангарии. По своим функциям Владимир не был управленцем — он отвечал за работу радиосвязи. Согласно инструкции, он должен был по каждому нештатному случаю связываться с острогом в устье Селенги — небольшим поселением, где останавливались пароходы после перехода Байкала или перед ним. Постоянно тут жило лишь двадцать шесть человек — род Виктора Сафарова, одного из тех мичманов, кто попал первым в этот мир, если не считать погибшего канадского эколога.
После того как члены пропавшей экспедиции взяли курс на строительство цивилизованного общества и индустриализацию, он попросил Смирнова позволить ему пожить вдали от рождающегося на его глазах ангарского социума. После семнадцати лет, прожитых вместе с тунгусами, он не нашёл в себе сил вливаться в новое строительство и хотел, в отличие от своего товарища Николая Васильева, дожить свой век подальше от фабрик и цехов. Посовещавшись с Соколовым, полковник предложил ему переселиться в дельту Селенги, где ставилось зимовье для радиоточки, работавшей на связь с Читой, Нерчинском и Селенгинском. Так зимовье получило неофициальное название Сафаровский острог. Передаваемая из забайкальских посёлков информация приходила в зимовье, а оттуда уходила в Порхов либо Новоземельск.
Сам Виктор в радиопереговорах участия не принимал, обычно посменно работали его старшие сыновья Динар, Айрат или Рамиль. С ними-то и должен был немедленно связываться Басманов, как только ему стало известно о нападении на Петропавловку. Но его обескуражил приказ воеводы — в неожиданно резком тоне Кузьма Фролыч приказал ничего не сообщать в эфир. До тех пор, пока он не вернётся с победой. После того как за Усольцевым закрылась дверь, лейтенант ещё с минуту оставался недвижим, переваривая сказанное ему. Сказать, что он был поражён, означало ничего не сказать. Во Владимире кипела целая гамма чувств, начиная от недоумения и заканчивая гневом. И вполне естественно, подобный приказ Владимир проигнорировал.
Он ещё раз связался с марийской деревней. Тамошний помощник старосты передал ему последние новости. Пегаш сообщал, что враг, не выдержав огня, отхлынул от частокола и сейчас степняки находятся на удалении от стен деревни, держа несколько групп всадников на виду. Владимир предположил, что это делается для того, чтобы никто не вышел из деревни. В остальных деревнях раций не было и марийцам в некоторой степени повезло, что была атакована именно Петропавловка.
— Каковы итоговые потери, Пегаш? — Бесстрастный голос радиста не выдавал его волнения.
— На стене погибло трое, много посечённых стрелами. Если к ночи никто не умрёт, то остальные выживут. И пропало трое вышедших на телеге из крепости с утра. Пока от них весточки нет.
— Сколько человек потерял враг, знаете?
— У стены лежит семь десятков и ещё восемь мёртвых степняков. Дюжину ещё живых мы затащили внутрь.
— Добро! Нам будут нужны несколько врагов для расспроса — постарайтесь выходить их! Помощь уже рядом, держитесь! — послышалось из динамика.
— Да мы и ещё раз этих поганцев отгоним, ежели сунутся, не сумневайтесь! — воскликнул Пегаш, выпятив грудь вперёд, гордый за своих товарищей.
Луг близ Петропавловки
Кузьма Усольцев, раздосадованный плохими новостями, поторапливал своих людей. Разномастный отряд, состоявший из казаков, башкир, оказаченных бурят и стрелков, посаженных на коней, а также четырёх картечниц, уложенных в повозки, спешил к осаждённой деревне. Лёгкая кавалерия заметно оторвалась от медлительных повозок, и воевода, махнув рукой, приказал казакам и башкирам уходить вперёд, чтобы поскорее достичь места схватки. Ведь у его воинов были карабины, разве с ними можно проиграть бой? Ему только и надо добраться до врага, а уж там он покажет ему, кто тут хозяин! Кузьма вглядывался вперёд, находясь в авангарде отряда, надеясь увидеть, наконец, противника. Вскоре показался холм, за которым находилась Петропавловка. Казаки и стрелки зарядили оружие, придержали лошадей. Но что такое? Непривычно тихо у деревни.
— Вперёд! — крикнул Усольцев, хлестанув коня плёткой.
Так и есть! Степняков у селения не было. Лишь только его жители, которые уже занимались расчисткой земли от трупов и разделывали на мясо погибших коней врага. Несколько пленных степняков таскали трупы под смешки и улюлюканье детворы и подростков. Взрослые же деловито прохаживались рядом, высматривая, чем бы поживиться у мертвецов. Подошедший к воеводе староста Ряжай отчитался о геройстве своих земляков и жертвах, понесённых деревней при обороне.
— Почто шапку не снимешь перед воеводой? — смерил тяжёлым взглядом Ряжая ангарец. — Иль ты нонче герой, яко в былинах богатыри иные бывают?
Мариец будто бы поперхнулся и тотчас же, сильно смутившись, стянул войлочную шапчонку.
— То-то же, — ухмыльнулся воевода. — А чего же тогда помочи хотел, коли и сам отбиться смог? — рассмеялся Усольцев.
