Лютов удивился искренне. Должность волостного старшины была не популярной.
Иванов ответил так: — Порядка нет, дорогой Василий Владимирович, потому что хозяина нет. От этого и беспорядок, и народишко балует, и беглые каторжники по буеракам прячутся. Я хочу жить спокойно, да и кой-какие мыслишки дельные в голове есть. Так что, мне в губернию с этим ехать?
— Сначала к исправнику зайдите, в тот раз бумаги на раздел он готовил. Не думаю, что здесь вы сопротивление встретите, дело-то Богоугодное задумали, Семён Варфоломеевич сам до порядка охоч. Что хотел спросить, Николай Сергеич, вы ленок на следующий год сажать будете?
— Буду, — кратко ответил Иванов.
— И правильно, — заулыбался Лютов, — лён сейчас – самое первое дело, в цене растёт, как на дрожжах.
* * *
— Какой жук! — оценил Лютова Петров, когда они шли по Торговой площади от Гостиного двора к двухэтажному дому Уездной управы.
— Да, толковый мужичок, — ответил Иванов, — про лён слышал? У него монополия в этом уезде, ко льну на пушечный выстрел никого не подпускает, я слышал, урожай льна чуть ли не на корню скупает. Но правильный олигарх, у него под опекой детский приют, кормит, одевает, учит.
Уездным исправником в Вязьме служил коллежский советник Семён Варфоломеевич Крульнев, человек большой в прямом смысле, что в высоту, что в ширину, но не злой, Иванов гадостей от него пока не видел.
— Как прикажете доложить, — осведомился секретарь.
Иванов начал отвечать, но его перебил бас из-за двери:
— Заходи, Николай Сергеич, не чинись.
Друзья зашли в дверь и сдержанно поклонились.
Кабинет был большой, в нём кроме необъятного стола и кресла внушительных размеров не было ничего. В кресле восседал сам хозяин кабинета. Крупное породистое лицо с хитрыми глазами и большими бакенбардами, закрывающими щёки, источало довольство. Форменный мундир с начищенными пуговицами и большой перстень с непонятным камнем на мизинце дополняли картину.
— Какими судьбами, Николай Сергеич? — Крульнев встал, и протянул руку через стол, поздоровался.
— Дело привело, без дела не стал бы беспокоить, Семён Варфоломеич, — Иванов изложил суть проблемы.
Исправник посмотрел на него хитро и протянул: — Да… дело с одной стороны, простое, а с другой стороны, — он помолчал, прищурившись, глядя на Иванова, — совсем не простое.
Николай достал чековую книжку, вырвал бланк, взял из стоящей на столе чернильницы перьевую ручку, и прямо на глазах исправника, в чеке нарисовал три нуля. Потом посмотрел в глаза чиновника и спросил: — Семён Варфоломеич, как вы думаете, для устранения всяческих преград на пути столь непростого дела, какая цифра должна стоять вот здесь, впереди нулей?
Крульнев думал недолго.
— Двоечка, — сказал он скромно, — двоечка преодолеет все препятствия.
Иванов послушно написал двоечку, и чек на две тысячи рублей оказался перед носом исправника.
— Когда прийти за бумагами, дорогой Семён Варфоломеич?
— Всё, что от меня зависит, сделаю, писаря у меня хорошие, чертежи всякие, все бумаги, подготовят за пару дней, потом в губернию отправлю пакет. Там, в комиссии по землеустройству, всё сделают за пару недель. Так что, через три недельки, самое большее, месяц, будьте любезны, получите, распишитесь.
Иванов глянул на Петрова: — Месяц нормальный срок?
Тот кивнул: — Вполне, только если вместо двоечки троечку поставить, документы будут готовы завтра к утру? Ночь большая, что писарям по кабакам околачиваться, пусть работают.
Крульнев посмотрел на Петрова, ещё больше прищурился и ещё шире улыбнулся: — Чувствуется купеческая хватка, эвон как москвичи привыкли дела делать, ха-ха-ха, — засмеялся.
Николай забрал старый чек и выписал новый на три тысячи. А Александр сказал: — Мы сами повезём документы в Смоленск, завтра на московском поезде. Он во сколько проходит? В девять? Ну, так мы зайдём полдевятого.
* * *
Вернувшись, домой, начали собираться в дальнюю поездку. "Встречают по одёжке" — в то время поговорка была весьма актуальна. По обычаю, каждый помещик, приезжая в губернию, представляется губернатору, следовательно, нужно взять фрак и черную пару. Для визитов – нужен сюртук. Нужно еще было взять шубы, пальто, калоши, словом, множество вещей, входящих в состав одеяния цивилизованного человека XIX века. Вещей набралось очень много. По большому чемодану на каждого. Петров, проникшись ситуацией, вдруг вспомнил, что он до сих пор без документов. Иванов его успокоил, паспорт может выписать исправник, когда они завтра будут забирать у него бумаги.
На другой день, рано утром, погрузились в коляску и отправились в Вязьму. Кроме Савелия, который ехал вместе с ними в Смоленск, на козлах сидел один из охранников, который должен был пригнать обратно со станции лошадей.
Ночью пошёл дождь, и по всей вероятности, намеревался моросить весь день. Осень властно вступала в свои права, бабье лето закончилось. Дорога, которую исправляет только божье провидение, да проезд губернатора, совершенно размокла. Грязь, слякоть, тряска по лужам, порыжевшие и потемневшие луга, тощий кустарник, мокрые берёзки, теряющие последние листики…
Осень, ты на грусть мою похожа…
В Управе их уже ждали. Сам исправник в такую рань не соблаговолил прибыть на службу, но был его помощник, который вручил Иванову большой запечатанный пакет с сопроводительным письмом. К просьбе выписать паспорт он отнёсся благосклонно, оговорив, что может выписать только временный, на пять лет. Секретарь тут же и заполнил гербовый бланк, задавая Петрову стандартные вопросы – ФИО, вероисповедание, возраст, род занятий, состоит ли в браке, отношение к воинской службе и т. д. Помощник исправника в верхнем правом углу хлопнул печать с двуглавым орлом и надписью "Безплатно", секретарь посыпал документ из солонки, и сдув песчинки, подал Петрову. Иванов дал каждому по десятке. Пригодятся ещё, гаврики. С близкой железнодорожной станции донёсся рёв подходившего московского поезда.
Приехали на станцию, а на вокзале цивилизация: по платформам жандармы разгуливают, начальники в красных фуражках бегают, носильщики суетятся с багажом. В кассе взяли три билета – в 1 класс себе, а Савелию в 1 класс не дали, кассир подозрительно покосился на его камуфлированный бушлат и изрёк: — В первом классе чистая публика, в грязном кожушке извольте в третий класс.
Еле уломали на 2 класс, тщетно пытаясь доказать, что камуфляж – не грязь, а цвет такой. Так или иначе, сели, поехали. Путешествие из Вязьмы в Смоленск заняло целый день. Меньше двухсот вёрст паровоз ехал около десяти часов. Всё, как рассказывал Иванов: то ехали, то стояли, то еле тащились.
