Осень, ты на грусть мою похожа…
В Управе их уже ждали. Сам исправник в такую рань не соблаговолил прибыть на службу, но был его помощник, который вручил Иванову большой запечатанный пакет с сопроводительным письмом. К просьбе выписать паспорт он отнёсся благосклонно, оговорив, что может выписать только временный, на пять лет. Секретарь тут же и заполнил гербовый бланк, задавая Петрову стандартные вопросы – ФИО, вероисповедание, возраст, род занятий, состоит ли в браке, отношение к воинской службе и т. д. Помощник исправника в верхнем правом углу хлопнул печать с двуглавым орлом и надписью "Безплатно", секретарь посыпал документ из солонки, и сдув песчинки, подал Петрову. Иванов дал каждому по десятке. Пригодятся ещё, гаврики. С близкой железнодорожной станции донёсся рёв подходившего московского поезда.
Приехали на станцию, а на вокзале цивилизация: по платформам жандармы разгуливают, начальники в красных фуражках бегают, носильщики суетятся с багажом. В кассе взяли три билета – в 1 класс себе, а Савелию в 1 класс не дали, кассир подозрительно покосился на его камуфлированный бушлат и изрёк: — В первом классе чистая публика, в грязном кожушке извольте в третий класс.
Еле уломали на 2 класс, тщетно пытаясь доказать, что камуфляж – не грязь, а цвет такой. Так или иначе, сели, поехали. Путешествие из Вязьмы в Смоленск заняло целый день. Меньше двухсот вёрст паровоз ехал около десяти часов. Всё, как рассказывал Иванов: то ехали, то стояли, то еле тащились.
В купе, на четверых, кроме Иванова и Петрова, находились ещё два господина и разговаривали.
Один, по виду, помещик из глубинки, загорелый и обветренный, ковбой да и только, одетый как-то так, не броско, а второй, с профессорским видом, с золотым пенсне, весь из себя… городской барин.
Наши друзья сидели и, не вмешиваясь, слушали.
— Вот из Воронежа пишут, — говорил "профессор", — что крестьяне Волоконовской и Палатовской волостей постановили учредить в своих волостях народные школы.
— Это что значит, по одной школе на волость?
— Конечно, мало, но все-таки отрадно видеть, что народ стремится к образованию и, сознавая необходимость его, жертвует свои трудовые деньги на устройство народных школ.
— Э… — засмеялся "ковбой", — Вы просто не знаете, что у нас все можно, если начальство пожелает. Крестьяне любой волости составят приговор о желании открыть в своей волости не то, что школу, а университет или классическую гимназию! Это бывает.
— Вы что не верите, тому, что пишут "Ведомости"?
— Верю, этому нельзя не верить, корреспондент не может сам сочинить этот факт. Верно, что крестьяне постановили организовать школы, но это еще ничего не значит.
— Как ничего не значит?
— Это еще не значит, что крестьяне, как вы сказали, стремятся к образованию и сознают необходимость жертвовать деньги на школы. Не видит мужик такой необходимости. Вскоре после "Положения", на волне "свободы", на школы сильно было налегли, так что и теперь в числе двадцати-, двадцатипятилетних ребят довольно много грамотных, то есть умеющих кое-как читать и писать. А сейчас школы не то что уничтожаются, но как-то стушевываются, и из мальчишек в деревне уж очень мало грамотных. Представьте себе, пришел как-то ко мне мужик, с просьбой заступиться за него, потому что его сына заставляют ходить в церковно-приходскую школу.
— Заступитесь, обижают, — говорит он, — сына не в очередь в школу требуют, мой сын прошлую зиму школу отбывал, нынче опять требуют.
— Да как же я могу заступиться в таком деле? — отвечаю, удивленный донельзя.
— Заступитесь, вас в деревне послухают. Обидно – не мой черед. Васькин сын еще ни разу не ходил. Нынче Васькину сыну черед в школу, а Васька спорит – у меня, говорит, старший сын в солдатах, сам я в ратниках был, за что я три службы буду несть! Мало ли что в солдатах! У Васьки четверо, а у меня один. Мой прошлую зиму ходил, нынче опять моего – закон ли это? Заступись, научи, у кого закона просить.
Действительно, когда зимой у мужика нет хлеба, когда чуть не все дети в деревне ходят "в кусочки" и этими "кусочками" кормят все семейство, понятно, что мужик считает "отбывание школы" тяжкой повинностью. А вы говорите: "Отрадно видеть".
— Не может быть, что вы такое говорите! — всколыхнулся "профессор".
— То и говорю, как есть на самом деле. Вот последнее время взяли верх приговоры об уничтожении кабаков и уменьшении пьянства. Стоит только несколько времени последить за газетами, и потом можно наизусть настрочить какую угодно корреспонденцию… "Крестьяне, какого-нибудь Ивановского сельского общества приговором постановили, в видах уменьшения пьянства, из 4 имеющихся в селе кабаков уничтожить два", и затем – "отрадно, что в народе пробуждается сознание", и так далее.
— Позвольте, откуда же тогда берётся всё это?
— От начальства. От волостного старшины, от уездного исправника, от уездного начальника. Хотят, чтоб было как лучше, а получается только во вред.
Петров хмыкнул про себя, оказывается незабвенный газпромовец с его "Хотели как лучше, а получилось как всегда" не оригинален.
— Мне приходилось говорить с начальством на эту тему, — продолжал помещик, — у нас как раз недавно на сельском сходе постановили закрыть кабак на мельнице. Якобы мужик в нем пропивает зерно нового урожая. А результат? Цена на вино подскочила, а как торговали, так и торгуют. Спрашиваю уездного исправника:
— Ведь мужик, когда у него есть новь, непременно выпьет с радости?
— Выпьет.
— И напьется?
— Напьется.
— Ведь если б вас сделали штатским генералом – поставили бы вы бутылочку-другую холодненького?
— Ну, конечно, — улыбается исправник.
— А ведь мужик генералом себя чувствует, когда везет новь на мельницу?
— Пожалуй.
— Нельзя же ему не выпить с нови, и уж, конечно, он не поедет молоть туда, где нельзя раздобыться водкой?
— Пожалуй, что не поедет.
— Водка, значит, непременно должна быть на мельнице?
— Пожалуй, что так.
— Ну, почему же не дозволить торговли водкой на мельницах?
— Нет, нельзя дозволить. Ведь, согласитесь, это большое зло, если дозволено будет на мельницах держать водку. Мужик привозит молоть хлеб, напивается, пьян, променивает хлеб на водку, его при этом обирают, а потом зимой у него нет хлеба.
— Но ведь это зло существует, потому что правило не исполняется и исполнено быть не может, так как никто хлеба не повезёт на ту мельницу, где не продают водки. Следовательно, правило не достигает цели, и к тому же еще более способствует обеднению мужика, потому что всякое стеснительное правило, чтобы быть обойденным, требует некоторого расхода, который все-таки платит тот же мужик.
