— И сам обязательно приходи — посидим, обсудим.
— Это ладно, и позову и сам приду, ты мне другое скажи — что делать с Сокериным? Может, поговоришь с кем из ГАУ?
Настроение, поднявшееся было от таких хороших новостей, опять стало падать вниз, и заметивший это Митрофан Иванович неслышно вздохнул. Сам уже понял, что как не было у брата высоких покровителей, так и не появилось, а просить что-то у знакомых генералов он не станет — гордый! Значит, придется и дальше терпеть общество и распоряжения человека, мало разбирающегося в оружейном производстве.
Оставшись в одиночестве, гвардейской артиллерии полковник стал обдумывать недавно появившуюся у него идею — почему бы не попробовать получить Большую Михайловскую премию? Все условия для этого у него есть: учился он в Петербургском Михайловском артиллерийском училище, винтовка конкурс выиграла… попробовать что ли? Эти мысли и занимали его до самого дома, зайдя в который он сразу удивился: Варвара Николаевна счастливо улыбалась, детей нигде не было видно (а обычно они втроем выбегали поздороваться со своим отчимом), а на столе топорщился шипами и блестел каплями воды на листьях — шикарнейший букет ослепительно-белых роз. Не успел он скинуть китель, как жена потянула его за собой в направлении к детской, заговорщицки приложив при этом пальчик к губам.
— А я тебя из пушек — бах, и ты умер.
— Не, я успел отступить за гору.
— А вот и нет!
— А вот и да!!!
На полу рядами и шеренгами стояли (а часть и лежала) оловянные фигурки пехотинцев, за ними грозились саблями оловянные же уланы с гусарами, а напротив них держали оборону сразу три батареи орудий, эскадрон драгун и совсем немного гренадер. Посреди всего этого великолепия ожесточенно спорили между собой два великих полководца восьми и девяти лет отроду, а их двенадцатилетний брат, как самый взрослый, увлеченно листал детский журнал с лубками, положив ноги на большущие коробки с ярко-синими надписями на немецком языке и красочно отрисованными фигурками солдат и артиллерии. Тихонечко прикрыв дверь обратно, умиленный Сергей Иванович только и смог что вскинуть брови в негласном вопросе, хотя уже вполне догадался, кто первопричина всех этих приятных неожиданностей.
— Сказали — от его сиятельства князя Агренева. Ты не сердишься?..
— Ну что ты такое говоришь, могу ли я на тебя сердиться?
Быстро поцеловав супруга, Варвара Николаевна уточнила, что ей кроме букета еще достались вкусные шоколадные трюфеля, а в его кабинете на столе лежит очень красивый чемоданчик.
— Ты знаешь, а коробок с игрушками было не три, а четыре. И еще три куклы…
Ее супруг только покачал головой, от такой прямо-таки пугающей осведомленности одного знакомого фабриканта в своих семейных и родственных связях.
— Это Митрофану, для его Феденьки и Настюши.
Вернув поцелуй (с большими процентами), глава семьи отправился переодеваться, а затем и в свой кабинет, напевая себе под нос недавно услышанный в офицерском собрании романс. Внимательно осмотрев нежданный подарок, он поставил портфель-переросток (до чемодана, или даже чемоданчика презент все же недотягивал) вертикально, озадаченно хмыкнув при этом от его нежданной тяжести, и стал крутить небольшие колесики с цифрами, выставляя на них год своего рождения. Выставил, удивился еще раз, не услышав ожидаемого щелчка замочка, и потянулся за инструкцией. Но вовремя вспомнил о ключе-цилидрике, и его рука изменила направление, вместо одного кармана бриджей нырнув в другой.
— Забавно, и к чему это городить такие сложности?..
Вставил ключ, провернул на половину оборота, с легким усилием вогнал еще глубже и опять повернул — наконец-то услышав, как сработал механизм замка.
— Ну-с, что тут у нас?
Откинув крышку, Мосин хмыкнул еще раз, теперь уже понимающе, постучал пальцами по боковине переносного сейфа и уважительно кивнул — удобная вещь. И для документов место есть, и для канцелярских принадлежностей. Кстати о них… Сергей Иванович раскрыл небольшой футлярчик, достал длинную и очень удобно лежащую в руках чернильную ручку и медленно прочитал ее название.
— Паркер.
Отложил ее в сторону и стал потрошить большой пакет, занимающий большую часть внутреннего объема стального портфеля-чемоданчика. Взгляд оружейника то и дело останавливался на довольно-таки небрежных эскизах и поясняющих надписях к ним — но, в общем и целом знакомство с будущей работой заняло от силы полчаса. И надо сказать, что потраченного времени было совсем не жаль, скорее наоборот — полковник был весьма доволен. Заказ очень интересный, тем более что он приступит к нему не с нуля — его соавтор уже приложил свою талантливую руку, выработав общую концепцию будущего карабина и даже отдельных его частей, а так же предложил схему работы автоматики и кое-какие свои наработки.
— Серёженька, через пять минут садимся ужинать.
Еще раз получив сладкий поцелуй от любимой жены, супруг с новой силой замурлыкал романс и потянулся к трем конвертам, лежащим на самом дне. Первый был лаконично подписан "На конструкторские работы" и в нем обнаружилась приятно-толстая пачка десятирублевых банкнот, обернутая банковским чеком. Надпись на втором очень интриговала — "Надеюсь, вы не против?". Внутри оказалось извещение — о том, что заявка на соискание Большой Михайловской премии от гвардии полковника Мосина принята к рассмотрению, результат станет известен после ближайшего заседания Артиллерийского комитета. Третий конверт был украшен совсем непонятным "Поздравляю, желаю счастья, а так же всех и всяческих благ"
Когда потерявшая терпение Варвара Николаевна зашла в кабинет мужа с целью утащить его от пыльных бумажек к семейному столу, то тут же встревожилась — ее супруг словно окаменел в своем кресле, уставившись невидящим взором куда-то в окно.
— Серёжа?
Резко вскинув голову, мужчина за столом счастливо и нежно улыбнулся, а затем как пушинку подхватил на руки. Прижал к себе, и не слушая несвязных вопросов и неуверенных просьб поставить ее обратно, громогласно заявил.
— Венчаемся. Завтра!
Молодой мужчина с осанкой бывшего военного неторопливо вышел из здания Северогерманского земельного банка. Огляделся, подметил как оживились трое мужчин в "припаркованном" невдалеке от банка экипаже, и, не обращая более никакого внимания на суетящегося позади него клерка (да и на всех окружающих тоже), с большим достоинством проследовал к ожидающему его черному ландо. Дождался, пока к нему присоединится пузатый от банкнот кофр, с крайней почтительностью несомый вспотевшим от такой чести банковским служащим, небрежно процедил слова благодарности и разрешающе кивнул, тем самым милостиво позволяя кучеру приступать к своей работе. Дорога до вокзала ничем особенным в памяти пассажира не отложилась: одинаково-утилитарная планировка улиц в германских городах, одинаково одетые прохожие, и даже набор достопримечательностей — и то был обыденно-стандартным. Никакой новизны, все знакомо и привычно до такой степени, словно бы он родился и долгое время жил в Ганновере.
