Пётр опять косится на Вовку, но кивает:
– Понятно. Отдам команду…
Мы вдвоём торопливо закидываем ящики в подкативший фургон слуг, а я с тревогой гляжу на показавшееся куда ближе, чем раньше, пылевое облако преследователей. Но вот последние телеги минуют нас, проходит арьергард, уже трясущийся в сёдлах заводных лошадей, и я лезу на пассажирское сиденье, мотнув сыну головой на водительское кресло.
– Э-э…
– Дай и мне отдохнуть, Вов. Я уже две недели кручу баранку.
– Да без вопросов… Просто я хотел с Хьямой поболтать немного…
– Не стоит сейчас. Ей стыдно, что она немытая и от неё пахнет потом. Вот приведёт себя в порядок, и тогда – да.
Парень недовольно опускает голову, потом вдруг вскидывается:
– А далеко отсюда то место, о котором ты говорил?
– Рядом. Километров тридцать. Просто они же на лошадях… – смотрю вслед уходящему каравану. – А у тех скорость – сам видишь.
– А беглецов обязательно сопровождать?
Смеюсь:
– Нет. Главное – встретиться на обеде и вечером.
– Тогда можно и придавить на гашетку… – улыбается он в ответ.
Всё верно. Пока беглецы пройдут расстояние до будущего лагеря, где мы станем держать оборону, дамы десять раз успеют вымыться… Двигатель рявкает, и мы отправляемся вдогонку за караваном. А потом обгоняем его, торопясь к старому городищу.
– Э, не забывай, что у тебя прицеп!
Сын послушно сбавляет скорость, и стрелка спидометра останавливается на цифре 70. Гляжу в зеркало – фургон идёт ровно. Да и то – поверхность степи плоская, словно каток.
Да и Вовик, как я погляжу, уже освоился с техникой. Держится расслабленно, как и положено опытному водителю.
И тут чувствую, как меня тянут за ногу. Эт-то ещё что?! Наклоняюсь – на меня из-под сиденья смотрят знакомые круглые глаза. В голове слышу голос:
«Ты шоколадку обещал».
Лезу в бардачок, куда сгружены обещанные подарки для гараха, достаю большую плитку. Спрашиваю тоже мысленно:
«Там будешь или вылезешь?»
Вздох:
«А орать не станут?»
Философски отвечаю:
«Поорут и перестанут».
«Логично», – так же глубокомысленно отвечает он.
Затем полностью выбирается из-под седлушки, я подхватываю его на руки, водружаю на коленки. Вручаю очищенную от фольги плитку. Грызи.
– Мням-мням! Вкуснятинка! – Он урчит от удовольствия, лакомясь редким, да что там редким, просто невиданным в этих местах угощением.
Между нашими сиденьями просовывается головка любопытной Юницы, она удивлённо восклицает на весь салон:
– Ой, какой интересный зверёк! Откуда, папа?
Дамы, привлечённые её возгласом, тоже привстают со своих сидений, заглядывают мне через плечо, секунду-другую рассматривают сидящего у меня на коленях гараха, грызущего удерживаемую передними лапами плитку шоколада, затем исчезают, и я слышу истошный визг. Вова от неожиданности пригибается, а я оборачиваюсь и спокойно жду, пока те затихнут. Минута. Ещё одна. Ничего себе у них лёгкие! Наконец наступает тишина. Круглые от ужаса глаза, белые лица… Вдруг зверь со вздохом откладывает плитку, встаёт, балансируя на ходу, кладёт передние лапы мне на плечи и говорит нормальным человеческим языком:
– Ну, тарах. Ну и чего? Вы – невкусные. Я вас есть не буду. Только не орите, пожалуйста. Уши болят.
Мы с сыном не выдерживаем, смеёмся. На весь салон. А ушастый поворачивается к Юнице, с недоумением смотрящей на маму и Хьяму:
– А тебе я меня чесать за ушами не дам! А то ты совсем затискаешь! Я тебе не кукла.
Дочка обиженно высовывает язык:
– Ну и не надо! Подумаешь!
Тарах гордо отворачивается, устраивается поудобней у меня на коленях и опять принимается за лакомство… Как раз когда приканчивает плитку, мы подъезжаем к городищу. Едва останавливаемся, он выпрыгивает из кабины, протягивает мне лапу:
– Удачи вам. – Потом добавляет: – Эх, придётся новую нору искать…
– А с нами не хочешь?
Отрицательно мотает ушами. Этот жест у него так потешен, что даже немного пришедшие в себя женщины, не выдержав, улыбаются.
– Позже. Пусть к нам привыкнут сначала. Да и со своими родичами переговорить надо.
– Хорошо. Если что – как обычно…
Он подаёт мне лапу, которую я жму нашим человеческим жестом. Мгновение – и тарах исчезает в высокой здесь траве. Вовка тоже вылез, помахал ему вслед. Потом задумчиво добавил:
– Он ко мне пришёл где-то за час перед вами. Поговорили. Конечно, сначала я в шоке был. Но потом нормально.
А я-то голову ломал – что это он так спокоен?.. Киваю, затем оборачиваюсь к женщинам, сидящим в салоне:
– Штанишки не намочили от страха? Марш мыться! – показываю на озеро. – И девчонок из прицепа с собой берите. Обещаю, подсматривать не будем.
Те опасливо вылезают, с любопытством осматривают внутренность городища. А что тут глядеть? Земляной, довольно высокий, в три человеческих роста, вал, окружающий пространство метров в сто в диаметре с одним проходом. Через него мы и заехали внутрь. Озеро в центре, окружённое густым кустарником. Там нора гараха. Но сейчас она пуста. Всё. Тут мы будем драться, пока нам не придут на помощь.
– Пошли, осмотримся.
Взбираемся на гребень. Видно далеко. Бинокль послушно приближает чернеющую вдалеке точку. Это наши. Замечательно. Внизу слышится плеск. Вовка хочет обернуться, но я удерживаю его от опрометчивого поступка:
– Они этого и ждут, провокаторши. Пойдём.
Спускаемся по внешней стороне вала. Он, кстати, довольно крут. Так что атакующим будет нелегко…
– Пап, а что у тебя есть?
Понимаю, о чём он спрашивает. Перечисляю вооружение. Сын хмурится:
– Маловато для серьёзного дела.
– У остальных – винтовки. Ручные бомбы. Револьверы. И драться они будут до последнего. Поверь. В плен не сдадутся.
Парень смотрит на часы:
– Интересно, долго они там будут плескаться?
Пожимаю плечами:
– Да минимум час. – Предупреждая его недовольство, добавляю: – С просушкой волос, разумеется…
Присаживаемся у въезда в городище, я грызу сладкую травинку.
– Расскажи, что там у нас творится? Дом как?
Сын расцветает:
– О! Тебя сюрприз ждёт! Ты же теперь один живёшь…
– Это как? – не понимаю я.
– Да я себе отдельное жилище поставил. Так что тебе с мачехой мешать не буду. Радуйся, молодожён! – толкает меня в бок.
Я отвечаю тем же:
– Сам такой! – Потом грустнею: – А знаешь, я Аоре так и не говорил, что хочу её в жёны взять…
– М-м-м… Пожалуй, батя, зря. Она, по-моему, сама в тебя по уши втрескалась.
– Ну тебя! Скажешь, тоже! Почти и не видел её, а несёшь такое!
Он пожимает плечами:
– Не знаю… – Откидывается на локти, поскольку солнце уже припекает довольно чувствительно:
