– Так что наша задача, Петя, продержаться. Идём.
Я веду его к джипу, который честно отработал своё, спасая нас. Нет, машину я ни за что не брошу! Но больше ему сегодня делать нечего. Пусть его бронированная шкура послужит сегодня укрытием для моих близких, двое из которых так и не знают, что сейчас дороже их для меня нет никого на свете, если не считать Владимира и Ирины, моих старших детей.
Открываю дверцу багажника, начинаю выгребать оружие. Его оказывается довольно много: шесть Калашниковых, китайская снайперская винтовка, жаль, что одна. Вторую я оставил Горну, да будет ему в Ирин земля пухом… Четыре РПО азиатского происхождения, полсотни гранат, опять же один пистолет-пулемёт, точная копия висящего у меня на шее. Высыпаю из ящика имеющийся боезапас.
– Раздай своим. Лучшим из лучших. Эту машинку возьми себе. – Быстро показываю, как пользоваться калашом.
Рарог вояка старый, схватывает всё с полуслова и полувзгляда. Вертит оружие в руках, восхищается. Ещё бы, после древней винтовки…
– Аккуратней только, Петя. Он бьёт не так далеко, как ваша винтовка, примерно на две трети дистанции. Зато очередями, как пулемёт. Нажал – отпустил. Два патрона вылетело. Подержишь дольше – больше пуль. Им удобно почти в упор работать. Метров со ста.
Он удивляется ещё больше: после неуклюжих, с водяным охлаждением, на здоровенных лафетах уродов – такая маленькая штучка, а действует точно так же. Вовка уходит в сторону, показывает срочно вызванной Рарогом пятёрке, как снаряжать магазины, заряжать автомат. Я пока гружу себя коробками с пулемётными лентами и тащу их к уже вырытому нами с сыном окопу. Половину мне, половину ему. По десять снаряжённых массивными патронами лент каждому. Правда, у меня есть ещё семьдесят пять штук своих, а у него ещё коробка в комплекте со второй смертоносной машинкой. Аккуратно укладываю их на землю, примеряюсь, вроде всё в порядке. А теперь – мины. Их, увы, две сотни. Но, думаю, нам хватит.
Беру четверых солдат. Первых, попавших под руку. Маленькие сапёрные лопатки у каждого. Отбегаем подальше, метров за триста от вала, торопливо роем ямки, куда я закладываю выделенные нам от щедрот Метрополии ОЗМ-72. Немного. Пока – двадцать. Остальные зароем позже. Когда после первой атаки океанцы откатятся и их командиры начнут ломать голову, как им быть. Кто-то из обоза притаскивает мне РПО. Думаю, их хватит для того, чтобы остановить заокеанские машины, если вдруг кто-то решит сыграть из себя камикадзе. Или героя. Ну, или если станет совсем жарко.
Врагов видно уже невооружённым глазом. До них километров десять.
– Уходим, орлы.
Привычный взгляд напоследок – ладно. Сойдёт для сельской местности. С такими минами противник ещё не встречался, и вряд ли обратит внимание на то, что кое-где дёрн чуть бугрится… Отбегаем назад, к валу. Его опоясывают неглубокие окопы. В них – по десять человек бойцов.
Качаю головой, но делать нечего. Времени уже не остаётся. Извлекаю рацию. Интересно, Пётр её при себе оставил или забыл? Вызов идёт, но толку нет. Поднимаюсь к своему окопу – сюрприз. Рарог тут.
– Самое главное забыл, Петя, – облегчённо говорю я ему. – Рацию держи постоянно включенной. Мы с Володей начнём. Твои пусть вмешаются только тогда, когда увидят, что мы не можем сдержать.
Его глаза расширяются, а я напоминаю:
– Помнишь конников?
Вздрагивает.
– У нас их два. Сам видишь.
– Но ты говорил, что патронов не осталось…
– Подвезли. Вместе с едой.
– Тогда конечно! – Даже улыбается от избытка чувств.
– Короче, огонь открывать по сигналу – белую ракету запущу. Тогда и палить. А пока – зубы стиснуть и молчать. Бомбы все переделали?
Речь о местных гранатах с гвоздями. Рарог кивает:
– Да.
– Вот и пользуйтесь. Только поберегитесь осколков. Их будет много.
Кивает.
– Вроде всё. Женщин и детей – к озеру. Пусть спрячутся за телеги. Особенно следить за пацанвой. Эти – отъявленные. Могут и на помощь кинуться, помогать отцам и спасать своих. Запрети под страхом порки! Категорически!!! – Грожу кулаком. – Пусть лучше докторам помогают. Толку больше будет.
Теперь точно всё. Прощаемся, Пётр уходит к своим, а мы уже с сыном готовимся. Позиция у нас самая-самая. Океанцы идут с этой стороны. Да и проход в городище тоже на нас. Подношу к глазам бинокль. До заката часа два. Так что…
Неуклюжие громадные грузовики, забитые солдатами до отказа, уверенно поедают дорогу. Не вижу форму океанцев, только плоские каски с широкими полями, защищающими плечи от сабельных клинков кавалерии, да длинные ножевые штыки торчат над высокими бортами. Передаю бинокль сыну, он прилипает к окулярам. А я берусь за винтовку, ставлю её на бруствер. Настраиваю прицел, выдвигаю подпорку под щёку…
Аора так и не подошла ко мне. Даже не вылезла ни разу из джипа после помывки. Может, не догадывалась, что нас ждёт? Но она же не глухая и не слепая. Тем более сейчас, когда народ готовится, точнее, уже готов к бою. Но всё равно…
– Если со мной что случится, позаботься о них.
– Сплюнь.
– А, ерунда всё это… – Но всё-таки осторожно сплёвываю три раза через левое плечо.
– Ерунда… – задумчиво бормочет сын. – Нам их не положить надо, хотя неплохо бы, но этим ребята с «Зубра» вплотную займутся. Нам только задержать. Это легче.
Глубоко вздыхаю. Прикидываю дистанцию. Минут десять у меня есть. Достаю сигару. Закуриваю. Потом не выдерживаю и жалуюсь:
– Так и не пришла попрощаться.
– Хьяма сказала, она в палатке плачет. Не хочет, чтобы ты её такой видел.
Да, плотик мы надули. Долго, что ли, от компрессора?
– Дура… Я её всякой люблю. Только не хочу, чтобы она плакала. Никогда больше. И Юница. Успел прикипеть.
Сын кивает, не отрывая бинокля от глаз. Я попыхиваю сигарой, присев на дно гнезда.
– Два пятьсот.
Спокойно прикрываю глаза. Рано. Винтовка берёт на километр. Пулемёты – на полтора. Хлопушки местных – на восемьсот метров. Горсть калашей погоды не сделает. Так что куда ни кинь, а основная работа нам.
– Сорок машин. По сорок рыл в каждой.
Я оживляюсь:
– Так нам повезло! Было-то их – четыре тысячи с гаком!
– Действительно, повезло, – бормочет сын. Не знаю, первый ли у него реальный бой сейчас, или он уже поработал на вылазках, но вместе мы будем драться впервые в жизни. Пока то, что я вижу, мне нравится. Спокоен, руки не дрожат. Наверное, всё-таки успел где-то понюхать пороху.
– Две тысячи.
Киваю.
– Тысяча пятьсот.
…А степь так пахнет… Вкусно…
– Тысяча.
Выпрямляюсь. Беру винтовку, отщёлкиваю сошки. Устанавливаю её на бруствере. Пулемёты, оба, пока внизу. Их достанем позже. Внезапно сын толкает меня в бок.
