– Я не собираюсь бросать работу, – сказала Энца.
– Надеюсь, тебе понравится шить обувь.
– Буду помогать ему, а он – мне.
– Правда? Мужчина поставит твою работу вровень со своей? Ушам не верю!
– Я надеюсь на это, Лаура.
– Да уж. Надежда – это прекрасно. Вот только память у нее плохая. Что бы ни наколдовало твое воображение, надежда услужливо дорисует картинку.
– Ты просто его не любишь.
– Да я его знать не знаю. Но сейчас речь не о том. Речь о моей любимой подруге, для которой я хочу самого лучшего. Ты не представляешь, во что ввязываешься. Ты будешь жить на Малберри-стрит и обстирывать хозяйку. Я не знаю, как он убедил тебя разрушить жизнь, которую ты налаживала годами. Наобещал, наверное, невозможного.
– Он обещал любить меня. И хоть раз в жизни я собираюсь совершить непрактичный, неумный, опрометчивый поступок. Я собираюсь послушаться сердца, а не рассудка и не чувства долга. Я собираюсь сделать что-то для себя и буду счастлива, что так поступила.
Лаура вздохнула:
– Ты безумна. Он заполучил тебя. Готова признать его превосходство. Для женщины любовь – мечта, обитающая на небесах, и если мужчина сулит соорудить лестницу, что до нее дотянется, то женщина тут же подбирает юбку и карабкается за ним к звездам. Теперь моя очередь надеяться. Я надеюсь, что синьор Ладзари не разочарует тебя.
Лаура повернулась на другой бок, натянув одеяло до подбородка.
Энца той ночью не спала. Долгие часы до рассвета она думала о Вито и Чиро и о своем выборе.
Огонь отбрасывал на стены мягкие отблески, высвечивая трещины в старой краске. Но, вглядываясь в них, Энца не видела никаких силуэтов и теней, которые могли бы предсказать будущее, не видела вообще никаких знаков. Всю ночь, которая должна была стать счастливейшей в жизни, Энца проплакала – в подушку, чтобы не разбудить Лауру.
Чиро вытянулся на своей старой койке в обувной лавке Дзанетти. Закинув руки за голову, он разглядывал квадраты жестяного потолка, как и много вечеров до того, как ушел на войну.
Поужинав стейком с луком, свежим хлебом и кофе с пирогом, Ремо и Карла отправились спать. Чиро несколько часов рассказывал о войне и своем путешествии в Рим. Он думал, не рассказать ли об Энце, но решил, что лучше не надо: судя по всему, Карла ждала, что он немедленно вернется к работе. Ее банковская сумка давно уже не распухала, как в те времена, когда Чиро без устали тачал одну пару обуви за другой. Синьора желала вернуть золотые годы, и как можно скорее.
Чиро услышал, как во входной двери поворачивается ключ. Он встал и выглянул из-за занавески.
– Не стреляй, – сказал Луиджи, поднимая ключ вверх. И воскликнул: – Боже мой, какой же ты тощий!
Друзья обнялись.
– А про тебя такого не скажешь. Как семейная жизнь?
– Паппина в ожидании.
– Auguri![72]
– Grazie. Grazie. Мы живем на Хестер-стрит.
– И как там?
– Не очень. Шумно. Нет сада. Я хочу увезти Паппину.
– Куда?
– Мы подумывали о том, чтобы вернуться домой, в Италию, но там нет работы. Из-за войны все стало только хуже. – Он понизил голос: – И я устал вкалывать на них. – Он показал на потолок. – Пашу семь дней в неделю, а платят мне за пять.
– Синьора хочет, чтобы я завтра же утром уселся за машинку – за ту же плату, что и прежде. Мол, времена тяжелые.
– Для нас. Не для нее. Карла не могла дождаться, когда ты вернешься. Удивительно, что не наняла мула, чтобы разыскать тебя в полях Франции. Она поджарила тебе отбивную?
Чиро кивнул.
– Так вот она и держит нас под каблуком. – Он похлопал себя по животу. – Желая добиться, чтобы ты работал вдвое за те же деньги, кидает тебе стейк. Нет, пора нам делать ноги.
– Ремо говорит, что хочет вернуться в Италию.
– Считаешь, мы сможем заполучить его дело? Никогда этого не будет. Синьора слишком любит звонкие монеты. Она загонит его в могилу работой, а остаток жизни проведет, считая денежки.
– Я подумываю открыть собственную лавку, вместе с тобой, – сказал Чиро. – Как ты?
– Нам хорошо работалось вдвоем. Мне это нравится.
– Но где? В Бруклине? В Нью-Джерси?
– Я хочу уехать как можно дальше. В деревню хочу. Там свежий воздух. А ты?
Бесконечными ночами во Франции Чиро размышлял о том, где бы ему хотелось поселиться. А сегодня, когда Энца прижалась к нему, он принял решение. Он построит для нее жизнь, о какой сам и мечтать не смел. И у него есть надежный партнер, Луиджи.
– Как насчет Калифорнии?
– Половина Калабрии осела в Калифорнии. На западе больше башмачников, чем башмаков.
Чиро кивнул.
– В Кентукки и Западной Вирджинии много шахт. Возможно, там нужны обувщики.
– Я не хочу на юг, – ответил Луиджи. – Я из Южной Италии, жарой и влажностью сыт до конца жизни.
– Значит, север. Думаю, я приживусь в месте, похожем на Вильминоре. Там, где озера и все зеленое.
– В Миннесоте много озер.
– Туда уехал на заработки мой отец, – тихо сказал Чиро. По его лицу пробежала тень. – И не вернулся.
– Что с ним случилось? – осторожно спросил Луиджи.
– Мы не знаем. И вот что тебе скажу: не хочу знать. Нам сообщили, что на шахте произошел несчастный случай. Это разрушило нашу семью, здоровье моей матери и разлучило нас с братом.
– Ладно. В Миннесоту не поедем.
– Нет-нет, стоит рассмотреть любую возможность, – задумчиво произнес Чиро.
Миннесота всегда была для него мистическим местом. Местом, которое поглотило его отца. И в то же время полным странной притягательности – ведь почему-то отец его выбрал. Если еще один Ладзари примерится к Железному хребту[73], это будет судьба или просто глупость? Искушение или искупление?
– Я слышал, как в «Апулии» какие-то люди говорили, – продолжал Луиджи, – что на железных рудниках работа не останавливается ни днем ни ночью. Значит, там полным-полно парней. Стоит подумать. Тысячи работяг, и всем нужны башмаки. У нас там будет чем заняться. А ты получишь свои озера.
Возможно, желание покинуть Нью-Йорк стало следствием войны, когда Чиро повидал романтические холмы Англии, древние виноградники Франции, величавые римские руины. А может, мечту о собственном доме пробудило то, что он снова спал на той же самой койке за тонкой занавеской, как и до отъезда. Внезапно ему стало тесно в знакомом мире. Если он всерьез настроен подарить Энце настоящую жизнь и собственный дом, то он обязан стать мечтателем. Чиро надеялся, что и Энца мечтает о чем-то новом, неведомом. Он покачал головой – тут его план мог дать осечку.
– Энца никогда не покинет Нью-Йорк.
– Кто?
– Энца Раванелли. Я собираюсь на ней жениться, – объявил Чиро.
– На ком жениться? – Луиджи был ошеломлен. – Энца… Та хорошенькая девушка с Альп? Да быть того не может. Она же из тех, кто разгуливает в перчатках и шляпках. Вся такая чинная. Совсем не похожа на твоих девушек.
