За пару минут объяснив всю суть нового начинания, маньяк–станкостроитель ласково, даже можно сказать – нежно погладил окрашенную серой краской поверхность:
– Проект весьма сложный, но вместе с тем очень важный для будущности империи.
Иммануил Викторович на мгновение запнулся, но все же нашел в себе силы признать:
– И хотя по части его реализации уже довольно много сделано – боюсь, завершать его все же буду не я.
– Отчего же такой пессимизм?
– Потому что на одну решенную проблему в этом проекте сразу появляется десять новых.
Пару мгновений постояв рядом со своим детищем, управляющий сестрорецким станкостроительным производством решительно отвернулся.
– Кстати, вы уже знаете о весьма остроумном изобретении господина Лодыгина?
– Каком именно? У него их, насколько я помню, довольно много.
– Самом последнем. Александр Николаевич разработал довольно оригинальный способ проверять отливки для артиллерийских стволов на скрытые раковины и трещины – а я его приспособил для контроля станин и прочего массивного литья. Не желаете взглянуть?
Разумеется, Лазорев желал. Больше того, узнав, что установка магнитной дефектоскопии уже полгода как проходит испытания, работая на благо его коллеги – а ему про нее так до сих пор никто и не рассказал, он впал в глубокую задумчивость. Как же это он пропустил такую новинку?
– Помилуйте, Аркадий Никитич, а разве вам не дают время от времени на ознакомление синенькую такую брошюрку с довольно неприятным грифом секретности?
Фанатик прецизионного станкостроения порылся в памяти, после чего самокритично признал – сам дурак. Но кто же знал, что среди сухих отчетов, разнообразных планов и длинных перечислений всего того, что выпускают компании его сиятельства, попадаются такие жемчужины?
– Друг мой, заведите себе привычку обязательно просматривать три последних странички – и уверяю вас, вы откроете для себя немало интересного.
Наблюдая за тем, как крупную заготовку для станины посыпают ярко–желтым магнитным порошком, директор Ковровского промышленного района вздохнул.
– Н–да, опередили вы меня с этим магнитоскопом.
– В смысле?
– Да вот, хотел похвалиться, что в моем хозяйстве вполне успешно ведутся работы по созданию большой установки схожего назначения, только на базе икс–лучей Пильчикова. Думал – удивлю, а получилось совсем наоборот.
– Отчего же, вы меня вполне удивили. А что, икс–лучи не только тело человеческое, но и металлы свободно пронизывают?
– Точно так. А что, в информационном бюллетене этого не упоминалось?
– Увы. Да и вообще, в нем пишут далеко не все. Вот, к примеру – освоили мы недавно производство многослойных пружин для нужд наших оружейников. Это в брошюрке есть. А как именно произошло это довольно важное изобретение – нигде не упомянуто. А ведь случай–то курьезнейший! Прошу вас.
Выйдя из цеха на свежий воздух, Герт щелкнул крышкой часов, вызвав к жизни тонкие звуки музыки, радушно предложил гостю выбирать между отдельным кабинетом фабричной столовой и своим кабинетом в управе, после чего продолжил раскрывать тонкости изобретательской науки:
– Есть у меня мастер на опытном производстве по фамилии Бусыгин. Светлая голова, думаю, со временем и до начальника цеха дорастет. Вот он эти пружины и изобрел – и знаете как? Дома чай пил, а у дочки коса немного расплелась. Посмотрел он, как она ее в порядок приводила, а на следующий день пришел на работу, да и сделал то же самое прутками стали разных характеристик. Проковал их, растянул, обработал как следует, пару месяцев испытывал по–всякому… Вот так и появились у компании многослойные пружины.
– Да, занятно.
Дальнейшую беседу пришлось резко оборвать, потому что мимо двух директоров с звонким тарахтением моторов проехала целая колонна самобеглых повозок и экипажей: первыми пяток мотоциклеток, за ними три мотоколяски производства завода Яковлева и замыкающими шли трицикл с квадроциклом. Не успел Лазорев задать буквально повисший на языке вопрос, как в том же направлении проследовали «тяжеловесы» автотранспорта – мотоколяски, закрытые и открытые экипажи и даже широкая громадина тентованного грузовика.
– И вот так почитай каждый день, да не по разу!..
Завывая мотором, из–за дальнего цеха вылетел и промчался мимо опасливо отшатнувшихся мужчин какой–то несуразный уродец, у которого вместо задних колес было что–то вроде трех роликов с растянутой между ними транспортерной лентой.
– Представляете, Аркадий Никитич!?!
Тот, оторвав взгляд от летящего на опасно высокой скорости механического «кадавра» (верст десять, поди, будет?), обратил свое внимание на кусочки подтаявшего снега, обляпавшие его ботинки и нижнюю часть брюк, после чего искренне разделил негодование друга:
– Безобразие!..
* * *
Гатчинский дворец, отстроенный еще в «век золотой Екатерины» ее нежным другом и фаворитом Григорием Орловым, а потом кардинально перестроенный по всемилостивейшему повелению Его императорского величества Павла Петровича, на своем веку пережил и запомнил немало. Утонченный флирт с томными фрейлинами, звонкую поступь гвардейских сапог, звуки армейской муштры–шагистики, сияние штыков – и скорбную тишину вдовьего траура, когда законного государя предали и убили те, кто клялся ему в верности. Затем были редкие приезды его потомков, Николая Первого и Александра Второго, унылая суета прислуги и вечный холод в переходах и множестве комнат резиденции… По–настоящему же расцвел и преисполнился человеческого тепла он только после того, как в нем стал постоянно жить правнук преданного всеми императора, Александр Третий. Начинающий полнеть великан с лопатообразной бородой, его жена и их дети наполнили гулкую пустоту своим смехом и улыбками, тихим семейным счастьем и частыми проказами детей. Старший из мальчиков вечно стрелял по воронам и галкам, средний любил тихую рыбалку, а младший… Дворец помнил, как он как–то раз затащил ведро с водой на самый верхний этаж, и уже оттуда вылил ее на ничего не подозревающего отца. Нет, вообще–то он целился в родительскую сигару, но – увы, промахнулся. Впрочем, все окончилось вполне благополучно. Дочери августейшей четы так не озорничали, но недаром же говорят, что в тихом омуте черти водятся? Одним словом, каменная громада как–то незаметно для себя привыкла к тихой и размеренной жизни с редкими всплесками звонкого веселья – отчего и была чуть ли не шокирована, когда в одно прекрасное утро под ее окнами раздалось незнакомое доселе рычание и тарахтение множества бензиновых моторов.