Мария отдернула руку, смерила мужа убийственным взглядом. Подчеркнуто резко отошла от него. А Марио Ричардсу хотелось сейчас сквозь землю провалиться от ее слез. Черт возьми, да разве ему, старому хрену, место рядом с этой цветущей яблоней?!
— Послушай, Мэри, — начал тяжелый разговор полковник. — Мы с тобой уже семь лет вместе. За это время мы воспитали сына. И все это время я чувствовал, что тебе трудно со мной. Ты, — умная, цветущая, молодая женщина, а я, — старый, седой вояка, всю жизнь проведший на войне. Мне осталось жить немного, лет пять…
— Замолчи! — крикнула Мария. — Не гневи Бога!
— Я атеист, Мэри, — нахмурился полковник. — Я вот что хотел тебе сказать… Ты очень многое для меня сделала. Ты вернула мне вкус к жизни. С тобой я вновь стал полноценным мужчиной. Но я, — старик. Иногда мне кажется, что я просто отравляю тебе жизнь. Когда я умру, я хочу, чтобы ты не печалилась обо мне. Если ты захочешь второй раз выйти замуж, — я против не буду. Ты достойна лучшей доли, моя королева.
Полковник выдавливал из себя эти слова с великим трудом. Это признание, несомненно, должно было показать, что он желает Марии только добра. Но, выслушав эту речь, Мария, наоборот, разрыдалась горючими слезами:
— Ты считаешь меня плохой женой?! Зачем ты говоришь эти слова, которые ранят, как кинжал? Ты, наверное, хочешь уйти от меня? Ты нашел себе другую женщину?! Поопытнее, поумнее?! Она американка?!
— Ты о чем, Мэри, — покраснел полковник. — Ты в своем уме?! Да какая женщина может сравниться с тобой?! Да и я уже не в том возрасте, чтобы заводить романы на стороне.
— Признайся честно, Марио?! — рыдала молодая жена. — У тебя есть кто-нибудь еще?! Признайся честно!
— Ты, — мой идеал, Мэри. После тебя смешно даже думать о бесцветных американских куклах.
Полковник не лгал. И он был не одинок в этом утверждении. Многие американцы, женившиеся на грузинках, и вспоминать-то не хотели про своих соотечественниц.
— Значит, грузинка? К чему тогда этот разговор?! Я чем-то не угодила тебе?
— Ты страдаешь со мной…
— Да кто тебе сказал, что я страдаю! — закричала Мария. — Если бы я страдала, я бы давно уже ушла от тебя! Можешь быть уверен!
Полковник замолчал. Он чувствовал влагу на глазах. Не было еще ни человека, ни зверя, который смог бы выдавить из него слезу. Кроме супруги.
— И если ты думаешь, что я держусь за тебя только из материальных соображений, я могу подписать акт, в котором откажусь от всех претензий! И от этого дома, и от денег, и от персональной машины, и от пайка! Будь они прокляты! — кричала обиженная жена.
Марио Ричардс вдруг почувствовал, как сердце придавил тяжелый камень. Стало тяжело дышать. Он зашарил рукой по шее, пытаясь по привычке расстегнуть воротник.
— Марио, что с тобой! — завизжала Мария.
— Опять… приступ…, — прохрипел Ричардс. В голове промелькнула страшная мысль: «А может, это уже… конец?»
— Марио! — Жена кинулась к аптечке, вытряхнула содержимое на стол. Нашарила упаковку таблеток-шариков в зеленой упаковке. Вырвала из упаковки один из шариков, вложила мужу в рот. Побежала за водой. Влила воду ему в горло и пару раз хлестанула по щекам.
Полковнику, наконец, удалось отдышаться. Сердце перестало давить, вроде бы все пришло в норму. Он попробовал встать, но голова еще кружилась.
— Я же тебе говорила, — не гневи Бога! — заливалась слезами Мария.
Марио Ричардс перевел дух. Только сейчас он взглянул на себя со стороны и понял, каким был дураком, когда говорил о смерти. Ему как бы передалось суеверие жены. У него даже мелькнула мысль: «А, может, сходить в грузинскую церковь? На войне атеистов не бывает».
— Я обещаю не заводить подобного разговора, дорогая. Ты, — мой БОГ.
— Замолчи! Ты уже обещал! Если еще раз ТАКОЕ от тебя услышу, про недостойность и смерть, — клянусь Богом, клянусь предками, ты меня больше никогда, никогда не увидишь!
— Мэри, а что нам делать с деньгами? — Полковник намеренно перевел разговор на деловую тему. Как он и ожидал, даже обиженная, оскорбленная женщина не смогла удержаться от обсуждения данной проблемы. Вздрагивая от всхлипов, утирая слезы, она вернулась в тему:
— Не знаю, что хотите, то и делайте! Из чего делать деньги? Из бумаги? Да и потом, чем они будут обеспечены? Старые доллары и лари ничего не стоят вообще. Ни золото, ни серебро, ни даже платина никому не нужны. Да у нас их и нет.
— А почему деньги должны быть обязательно чем-то обеспечены? — пожал плечами полковник. — Американский доллар с семидесятых годов не был привязан к золоту.
— И поэтому вы получили банковский кризис ноль восьмого года, — прошмыгала носом Мария. — Стоимость денег и ценных бумаг намного превышала реальную стоимость активов государства.
— Ну, не только поэтому…
— Ты пойми, Марио, сейчас никто не даст ломаного гроша за кусочки бумаги, пусть даже подписанные Советом. Ведь из них каши не сваришь, и в патронник их не вставишь. Люди как расплачивались вещами и патронами, так и будут расплачиваться при сделках! — горячо заявила Мария.
— Мы обяжем их…
— И это говорит американец-рыночник! Как в старом советском фильме: «А если не будут брать — отключим газ!».
В этот момент над потолком раздался мелодичный звон электрического звонка.
— Сынок пришел! — воскликнула Мария. — Марио, иди встречай сына!
Открывая дверь седой папаша ожидал увидеть пятилетнего сына в сопровождении воспитательницы Мананы, живущей неподалеку. По просьбе Марии, она всегда приводила Михо родителям. Ричардс ошибся в одном. Мальчугана сопровождал майор Эдвард Хунн, бывший начальник контрразведки полка. Низкий, приземистый, лысый, почти квадратный верзила сорока семи лет от роду, держал за руку маленького Михо. Другой рукой отдавал воинское приветствие.
— Добрый вечер, сэр! Я как раз проходил мимо детского сада! Решил проводить вашего парня до дома, тем более, что нам по пути! Правда, сынок?
— Ага! — улыбнулся Михо. — Здравствуй, па!
— А, мой самый лучший боец! — засмеялся Ричардс, поднимая малыша на руки. — Как дела, парень.
— Все в порядке, сэр! — бодро пропищал «боец».
Ричардс почувствовал на плече легкое прикосновение пальцев с длинными ногтями. Мария из-за плеча мужа тревожно смотрела на Хунна.
— Иди, сынок! — Ричардс опустил мальчика на крыльцо. — Марш руки мыть и ужинать! Я благодарен вам, майор, но, думаю, это было излишним.
— Ничего, мне было несложно, сэр! — криво улыбнулся Гунн.
Мария, отправив сына к умывальнику, смотрела на майора с тревогой и неприязнью. А Марио Ричардс заметил, что Хунн был единственным человеком, которого она не звала к столу. Хотя вообще-то грузины помешаны на гостеприимстве, и Мария не была исключением.
