совета, которые являлись синекурой. Но человеком он был деятельным и неглупым, его устремления в том числе затрагивали Иностранную коллегию. А с учетом близкой дружбы с Петром Лопухиным [85], гость имел огромное влияние на Павла. Торговые вопросы, особенно международные, всегда интересовали князя Гагарина, что сблизило его с графом Безбородко.
– Ничего нового сей интриган не предложил. Англия настойчиво ищет союза с Россией. А сэр Чарльз добивается расположения сил, которые помогут быстрее заключить соглашение к взаимному удовольствию обеих сторон, – ответил Гагарин. – В противном случае посол будет искать иные пути для достижения своих целей.
– Так бы сразу и сказал, что будет действовать через этого выскочку Ростопчина, – воскликнул князь Хованский [86], который был третьим участником встречи.
Будучи на десять лет младше Гагарина, обер-прокурор был подтянут и не имел склонности к ношению множества орденов, ограничившись одним Владимиром третьей степени.
Безбородко мысленно поморщился. Ему не приносило никакого удовольствия общаться ни с масоном и торгашом Гагариным, ни с грубияном Хованским. Но сложившаяся ситуация требовала идти на сближение с людьми, которых при покойной императрице он бы не пустил даже в дворницкую. В нынешнее смутное время, когда множество верных соратников Екатерины лишились постов и попали в опалу, а граф, наоборот, вернул прежнее влияние в коллегии, другого пути не было.
– Не горячитесь, Василий Алексеевич, никуда наш английский торопыга не денется. Умный человек вряд ли захочет иметь дело с «сумасшедшим Федькой», который метит на должность председателя Иностранной коллегии.
Граф сел в одно из кресел и взял в руки бокал с вином, который стоял на маленьком столике работы Гамбса [87]. Гагарин выпил уже почти бутылку, тогда как Хованский еле ополовинил свой бокал. Безбородко не просто так упомянул прозвище Ростопчина, которое имело хождение при дворе. Ему нужна была реакция гостей, и она его не разочаровала.
Больше всех смеялся Хованский, второй гость от него не отставал. Отсмеявшись, разговор продолжил Гагарин.
– Повеселил ты нас, Александр Андреевич. Особую пикантность ситуации придает то, что Никита Панин, который придумал прозвище Федьке, ныне приписан к Иностранной коллегии. – Гагарин опять начал смеяться и был поддержан Хованским.
– Есть еще одна персона, к которой может обратиться наш герой, – произнес Безбородко и посмотрел на улыбающегося князя.
– Вы зря так переживаете, граф. Нас с вице-канцлером Куракиным сближают общие убеждения, но он не тот человек, с кем можно всерьез обсуждать государственные вопросы, тем более приватно. Завтра об этом будет знать не только император, но и весь двор.
Безбородко потому и выбрал этих двоих в союзники, что, несмотря на множество недостатков, дураками они не были и умели держать язык за зубами. Поэтому, когда граф узнал, что английский посол начал активно интриговать при дворе, то отправил к нему на встречу именно Гагарина. Хованский же был нужен как дополнительная поддержка в еще одном щекотливом деле.
– С другой стороны, Куракин имеет большой пиетет перед Англией, поэтому может оказаться полезен в убеждении Его Величества, если мы примем предложение Уитворта, – добавил Гагарин.
– Вы не ответили, Гавриил Петрович, к какому решению склоняетесь лично вы? – задал вопрос вице-канцлер.
– Я за союз с Англией, – ни секунды не раздумывая, ответил князь. – Это наш главный торговый партнер, и прибыли от этого решения будут гораздо выше, чем если мы пойдем на сближение с Францией.
– Никаких якобинцев и прочих революционеров. Я тоже только за Англию, другого решения просто нет, – поддержал князя Хованский.
– Отчего же нет? – решил спровоцировать Безбородко. – Константин Павлович предложил третий путь – полнейший нейтралитет. Мы все присутствовали на заседании Совета, когда прозвучала эта идея. При этом очень грамотно сослался на вооруженный нейтралитет [88], который принес России сплошные выгоды. Император до сих пор находится под влиянием этой идеи, и переубедить его будет непросто. Цесаревич привел очень хорошее доказательство пользы такого решения. Пусть наши враги воюют, а мы будем с ними торговать, укреплять свое влияние и обогащаться. Война потребует много ресурсов, и Россия может обеспечить ими воюющие стороны.
Гагарин задумался, а вот Хованский ответил сразу:
– Я свое мнение уже высказал. Не должна Россия сотрудничать с революционерами, тем более что Франция последние сто лет была нашим врагом и вредила как могла.
– Полностью поддерживаю ваше мнение, Василий Алексеевич. Союз с Францией для нас неуместен. И дело не только в их революционном правительстве. Россия потеряет гораздо больше, если откажется от прямого предложения Англии о союзе. Слишком сильно наша торговля привязана именно к этому острову. Значит, мы принимаем предложение Уитворта, – подвел итог хозяин кабинета.
– Откуда у него такие мысли в семнадцать лет? Еще год назад Константин не мог произнести связно нескольких фраз. И вдруг почти оратор. Я сам чуть было не попал под обаяние его речей. Неужели все эти слухи про одержимость – правда? – задал вопрос Гагарин.
– Юноши в этом возрасте достаточно быстро развиваются. А всяким глупостям я бы верить не стал, – ответил Безбородко и перешел ко второму вопросу: – Предлагаю обсудить то, что произошло с архивом.
– Не только с архивом, но с д… – начал говорить Гагарин, но увидев возмущенный взгляд хозяина кабинета, резко замолчал.
И у стен бывают уши. Есть вещи, о которых лучше не говорить вслух, особенно когда эта вещь стоит несколько миллионов рублей золотом. Князь контролировал свою речь, но выпитое вино играло свою роль. У всех свои недостатки. У Гагарина это было вино и любовь к финансовым авантюрам, которые его разорили.
– Второй вопрос, как мне кажется, тоже связан с нашим юным героем. После беседы с кем императрица резко изменила составы коллегий, запустила реформы, которые долго оттягивала? Еще и оказала перед смертью поддержку Павлу, что ранее было немыслимо, – продолжил свои рассуждения Гагарин.
– Наш пострел везде поспел? Князь, вы считаете, что Екатерина передала архив Константину? Мне кажется, вы демонизируете юношу. А почему не Александру? – задал вопрос задумавшийся Безбородко.
– Я не отрицаю такой возможности. Но Константин напрашивается в первую очередь. Слишком много событий завертелось вокруг него, и много новых людей появилось в его окружении.
– То же самое можно сказать про Александра. Его окружение выросло еще больше, и там есть весьма достойный человек, вернее семейство, которому императрица благоволила и могла доверить архив или сделать их хранителями при молодом наследнике, – парировал граф.
– Вы про Салтыковых? Не уверен. Хотя молодой Салтыков очень умен и весьма неожиданно оказался приближенным Александра, который ранее весьма прохладно к нему относился. К тому же в канцелярию наследника перешло сразу несколько человек из нескольких коллегий. Кто-то из них может
