не признать я.
Но, как выяснилось, впечатлен был не я один: где-то совсем рядом раздались нестройные аплодисменты. Мы трое резко обернулись: из леса на нашу полянку выходили какие-то пацаны, на вид — чуть постарше Васька с Юлей. Три, пять, восемь… Девять! Все — абсолютно мне незнакомые.
И хлопать-то нашей девочке они хлопали, но смотрели при этом весьма недобро.
— Деревенские!.. — выдохнул Игонин.
Я и сам уже пришел к такому же выводу. Вот только…
— Вадим же — вожатый наш — говорил, что они все кто в больнице, кто в кутузке… — нахмурился я.
— Значит, не все, — Васек переместился так, чтобы оказаться между незнакомцами и своей подругой. — Да и те, с которыми вожатые махались, вроде, были постарше…
Юля неуверенно поднялась с травы. Сделав пару шагов вперед, я встал рядом с Игониным.
— Что вам здесь нужно? — спросил между тем первоотрядник у незваных гостей.
— Для начала — вы двое, — сплюнув себе под ноги, обронил один из деревенских, бритоголовый парень, комплекцией Ваську ничуть не уступавший. — Девка может отойти в сторону — ее мы не тронем, а вот с вами посчитаемся — за всех тех, кого ваши отлупили неделю назад!
— Никуда я не пойду! — задиристо вскинулась Юля.
— Еще как пойдешь! — процедил ей сквозь стиснутые зубы Игонин.
— Нет!
— Делай, как тебе говорят! — склонившись к уху подруги, он прошептал ей еще что-то.
— Поняла, — одними губами ответила девочка.
Она шагнула в сторону — и вдруг опрометью рванула в сторону клуба.
Будь Юля обута — возможно, она бы и сумела удрать — и привести помощь, как, очевидно, задумал Васек — однако увы, туфельки ее стояли в стороне, в траве. Навыка же бегать босиком у девочки не оказалось, уже на третьем шаге, на что-то наступив, она потеряла равновесие, упала, сумела снова вскочить, но подоспевший деревенский — тот самый, с бритой башкой — грубо сбил ее с ног.
Игонин диким зверем кинулся на защиту подруги, а приятели бритоголового — на нас.
Между мной и Васьком с Юлькой тут же оказалось четверо или пятеро противников. Никаких шансов пробиться через них у меня не было, и я попятился, отступая к толстому дубу и судорожно при этом озираясь. Увы, спасительной бутылки, с которой мне так повезло однажды, на этот раз поблизости не оказалось. Как и палки или хоть чего-нибудь худо-бедно подходящего. Тоже мне лес!
Первоотрядника повалили, и видно мне его теперь не было вовсе. Я прижался спиной к дереву. Один из противников бросился было на меня, я отвел его руку в сторону блоком и резко ударил ребром стопы в колено — сейчас было не до церемоний. Что-то выразительно хрустнуло. Деревенский взвыл и покатился по траве. Несколько секунд его друзья обалдело пялились на пострадавшего, а затем с криками кинулись на меня всем скопом.
Да, друг другу они сейчас мешали едва ли не сильнее, чем я им, но четверо на одного есть четверо на одного. Кого-то я встретил прямым в челюсть, кому-то успел засадить по ребрам, еще кто-то неплохо так получил в пах, но долго это продолжаться не могло. На мне повисли, почти лишив возможности защищаться, и принялись истово колотить затылком о шершавый ствол дерева, еще несколько секунд назад неплохо прикрывавший мне спину. На третьем или четвертом ударе я, разумеется, вырубился…
…и обнаружил себя на залитой весенним солнцем лестничной площадке какого-то дома — с высокими, метра в четыре потолками и широкой улицей за окном — мимо по ней как раз проезжал красный с желтым верхом троллейбус, полный пассажиров. Москва? А год какой? Мне захотелось оглядеться повнимательнее, но ноги уже несли меня к обитой темно-бордовой искусственной кожей двери одной из квартир. Мои пальцы коснулись кнопки звонка, и изнутри послышались торопливые шаги.
Дверь открылась: на пороге стоял какой-то седой дедок. Нет, не просто «какой-то» — тот самый, что в родительский день приезжал в лагерь к Инге Трефиловой!
— Проходи, Андрей! — бросил он мне.
— Ну что?! — еще не успев сделать и шага, пылко спросил я у хозяина квартиры. — Все получилось?!
Прежде чем ответить, дедок тщательно запер дверь, в которую я вошел. Затем направился на кухню — я последовал за ним — и только там отрывисто буркнул:
— Нет.
— Как это нет?! — опешил я.
— Ты был прав — в одной из своих версий — а я ошибался, — виновато проговорил хозяин. — Судя по всему, в КГБ, в МВД и даже в ЦК действительно есть люди, работающие на развал страны. И, как это ни печально, мой ученик оказался одним из них. Нас переиграли. Они не стали предотвращать аварию на станции — посчитали, что крупная катастрофа отлично вписывается в их мерзкие планы!
— И… — похолодел я.
— Чернобыльская АЭС взорвалась — сегодня, в 1:23 по Москве.
— А мои родители…
— Они были там, как и планировалось…
— Нет! — истошно завопил я. — Вы же обещали! Обещали! — я кинулся на собеседника разве что не с кулаками. Небрежным движением тот меня оттолкнул — и я полетел на пол через полкухни: дедок был непрост, это я давно знал.
— Я сочувствую твоей беде, — проговорил он, нависая надо мной, распластавшимся на натертом паркете. — Но мы проиграли сражение, а не войну! Твоих родителей мы не уберегли — но еще не поздно спасти страну!
— На кой хрен мне сдалась ваша страна, если родителей не будет?! — прорычал я с пола.
— Твой гнев понятен, — невозмутимо кивнул дедок. — Но он нерационален. У тебя еще есть сестра, есть подруга — разве им не нужно помочь?
— С Женькой и Викой я как-нибудь разберусь сам, без вашей, так называемой, помощи!
— А вот я без твоей помощи теперь никак не обойдусь, — покачал головой хозяин. — Поэтому заполучу ее — так или иначе!
Я понимал: этот получит. Так или иначе.
— Зачем теперь дергаться, если, сами говорите: Левников вас кинул? — все же спросил я. — КГБ не даст вам ничего сделать!
— В КГБ собрались далеко не одни предатели, — убежденно заявил на это дедок. — Да и сам Комитет — отнюдь не единственная структура, где служат мои бывшие ученики. Сейчас
